Амари Айседора (Поэма)

Сегодня пир, сегодня радость солнца, Сегодня брызги слез в моей душе. Один я дома, комната тесна, Один я дома, но зажгу я свечи, Все яркие и радостные свечи, Как набожный еврей свой семисвечник Молитвенной рукою зажигает, Чтобы невесту Саббат встретить. Радость! Войди в мой дом, в душе цари и властвуй. Войди в мой дом, танцуя и ликуя, Ты — свет моей души, ты, Айседора. Какая-то таинственная связь Во мне возникла, — как, зачем, не знаю, — Меж образом безбольной Айседоры И мальчиком, давно уж мной забытым, Еврейским мальчиком, который нес Проклятье нищеты и умер рано, И умер рано, в жизни не узнав О нежном, светлом имени твоем, Столь сладостно прекрасном, Айседора. И только с смутной силой ощущал Полурасцветшею душой, что есть На свете красота и радость… Он был немного сгорблен, некрасив, — Еврейские так дети вырастают В трущобах тесных — чахлые, больные, — На хилом теле голова большая Неправильной и угловатой формы, Подстриженные коротко, неровно Щетинистые волосы, на тонких, Немного злых губах усмешка скорби И что-то старческое в складках рта. И лишь глаза глубокие, большие, Как горные прозрачные озера. Он сыном был портного, в детстве помнил Старуху молодую — мать, отца, Склоненного над вечною работой, Подвал, полоску неба, грязный двор, Немного травки чахлой у сарая, Какой-то кустик у ворот и стаю Крикливых и задорных мальчуганов. Он был такой прозрачный, хрупкий, нежный, Он был слабей других, и вот его За это били и прозвали «Малхамовэс», Что значит — ангел смерти. Айседора! Ты жизнь и свет, ты жизнь и красота, Ты радость радости и жизни жизнь… Он не узнал, что значит слово старость, Он был нетерпелив, он не дождался, Он знал лишь детство, отрочество, смерть. И в детстве раннем свет мелькал порою: Проснешься радостно и знаешь — Пасха. Не только что работать, — и ходить Нельзя сегодня много. Быстро вскочишь, Скорее в воду окунешь лицо (Отец не любит заспанных, хоть он Сегодня добр). Скорее на молитву, Знакомые слова бормочешь быстро, Но всё же совестливо, — пропускать Слова молитвы грех, — вот достоишь Перед концом «большое шэминэсрэ», А там горячий чай с мацой творожной, А там игра в орехи на дворе, И маленькое сердце так трепещет И бьется, как орешек на доске. А вечером светла, как радость, скатерть, И мальчик нараспев, он самый младший, — Герой и принц, — сначала тихо, тихо, К концу ж задорно спрашивает деда, Что значит эта радость, эта ночь. О Пасха, о божественная радость, Сухая, как маца, без поцелуев, Без звонов колокольных, без цветов. Ты всё ж прекрасна и свята — зачем Сюда прокралась ты? Иль без тебя Нет жизни? Посмотри, как эти люди Бледны и некрасивы, их глаза В труде потускли, но сияешь в них Ты, как в глазах у Айседоры… Пасхальная, весенняя, святая, Ты радости пылинки золотые На нас свеваешь — пыль цветов нездешних. Тебе земных цветов послали люди, Две розовые яблони, — вокруг них, Едва зацветших, предвесенне-нежных, Кружилась ты, как мотылек, кружилась И славила зацветшую любовь… К нему пришла любовь под гул колес, Под стук машин на дьявольской работе. Мелькнуло нежное лицо в веснушках, Зазолотились кудерьки волос. Как колокольчик прозвенело имя, Как колокольчик — Дина — колокольчик Лиловый, средь полей, звенящий солнцу. Под краном в рот воды набрав, плеснувши На руки, смывши грязь и копоть дня, Они спешили — птицы вон из клетки — К реке, катящей медленные воды, С холма смотрели на речную гладь В прощальном свете солнца, а потом Гуляли под руку в пыли бульвара, Под музыку военного оркестра, Среди толпы гудящей — так тянулся Роман их, словно кто-то уронил На фабрику цветок, не полевой, А городской, пробившийся на свет В газонах жалких сквера. Скоро Одна любовь другую заменила: Неясная, как солнце сквозь туман, Мечта проникла в бедные кварталы, В подвалы и лачуги городка, Зажгла повсюду страсть и бред надежды. В углах старинных синагог шептались О чем-то возбужденно. С верой древней В Мессию, в чудо, — новые слова Смешались, и звучали странно дико Те чужеземные слова меж ветхих стен. И для него настало время страсти, И страсть преобразила всё, и яркой Казалась бедность жизни и борьбы. Над книгами склонялся он всю ночь, Пока гудок не звал опять работать, А сердце билось в буйном диком ритме Ликующего танца Айседоры. В твоих победных танцах, Айседора, Звенящая, сияющая медь! В твоих победных танцах, Айседора, Я слышу шаг грядущих легионов, Их полубог ведет, над ним орел, Над ним орел и гордые знамена! И знамя реяло — звучите, трубы, Звучите, трубы, пойте гимн победы, Герольды, славьте сей турнир прекрасный: Не рыцари, одетые в доспехи, Но горсточка подростков безоружных Врагам бросает вызов. Впереди В манишке чистой, в галстуке цветном Идет он, как на праздник. Честь ему На долю выпала — он держит знамя, И знамя в слабой худенькой руке Дрожит и бьется, бьется в гневной дрожи. ……………………………………………… ……………………………………………… Твой труп не выдали родным, в ночи, Кто знает, где тебя похоронили. Но если б можно честь тебе воздать, Но если бы нашлась твоя могила, — И знаю, что безумная мечта Мое желанье, — но хотел бы я, Чтобы на ней, погибший, бедный мальчик, Чтоб на твоей могиле Айседора, Безумная, плясала б пляску битвы И смерти, чтобы волосы ее, От пляски растрепавшись, пели, пели Тебе прощальный гимн и чтоб она, Сорвав цветы с твоей могилы, плавно И радостно, и радостно, и быстро, Кружилась, опьяненная цветами, Весной и солнцем… Знаю я, что есть Святая в смерти радость, в жизни радость!