Ольга Анстей КИРИЛЛОВСКИЕ ЯРЫ

I Были дождинки в безветренный день. Юностью терпкой колол терновник. Сумерки и ковыляющий пень, Сбитые памятники, часовни… Влажной тропинкой — в вечерний лог! Тоненькой девочкой, смуглой дриадой — В теплые заросли дикого сада, Где нелюбимый и верный — у ног!.. В глушь, по откосам — до первых звезд! В привольное — из привольных мест!

II Ближе к полудню. Он ясен был. Юная терпкость в мерном разливе Стала плавнее, стала счастливей. Умной головкою стриж водил На меловом горячем обрыве. Вянула между ладоней полынь. Чебрик дрожал на уступе горбатом. Шмель был желанным крохотным братом! Синяя в яр наплывала теплынь… Пригоршнями стекала окрест В душистое из душистых мест.

III Дальше. Покорствуя зову глухому, На перекресток меж давних могил Прочь из притихшего милого дома, Где у порога стоит Азраил — Крест уношу, — слезами не сытый, Смертные три возносивший свечи, Заупокойным воском облитый, Саван и венчик видавший в ночи… Будет он врыт, подарок постылый, Там, в головах безымянной могилы… Страшное место из страшных мест! Страшный коричневый скорченный крест!

IV Чаша последняя. Те же места, Где ликовала дремотно природа — Странному и роковому народу Стали Голгофой, подножьем креста. Слушайте! Их поставили в строй, В кучках пожитки сложили на плитах, Полузадохшихся, полудобитых Полузаваливали землей… Видите этих старух в платках, Старцев, как Авраам, величавых, И вифлеемских младенцев курчавых У матерей на руках? Я не найду для этого слов: Видите — вот на дороге посуда, Продранный талес, обрывки Талмуда, Клочья размытых дождем паспортов! Черный — лобный — запекшийся крест! Страшное место из страшных мест!