Эдуард Асадов Веселье Руси

Кто твердит, что веселье России есть пити? Не лгите! У истории нашей, у всей нашей жизни спроси, Обращаюсь ко всем: укажите перстом, докажите, Кто был счастлив от пьянства у нас на Великой Руси?!

Говорил стольный князь те слова или нет — неизвестно. Если ж он даже где-то за бражным столом пошутил, То не будем смешными, а скажем и гордо, и честно, Что не глупым же хмелем он русские земли сплотил.

А о том, что без пьянства у нас на Руси невозможно, Что за рюмку любой даже душу согласен отдать, Эта ложь так подла, до того непотребно-ничтожна, Что за это, ей-богу, не жаль и плетьми отрезвлять!

Что ж, не будем скрывать, что на праздник и вправду варили Брагу, пиво и мед, что текли по густой бороде. Но сердца хлеборобов не чарой бездумною жили, А пьянели от счастья лишь в жарком до хмеля труде.

На земле могут быть и плохими, и светлыми годы, Человек может быть и прекрасный, и мелочно-злой, Только нет на планете ни мудрых, ни глупых народов, Как и пьяниц-народов не видел никто под луной.

Да, меды на Руси испокон для веселья варили. Что ж до водки — ее и в глаза не видали вовек. Водку пить нас, увы, хорошо чужеземцы учили — Зло творить человека научит всегда человек!

Нет, в себя же плевать нам, ей-богу, никак не годится. И зачем нам лукавить и прятать куда-то концы. Если водку везли нам за лес, за меха и пшеницу Из земель итальянских ганзейские хваты-купцы.

А о пьянстве российском по всем заграницам орали Сотни лет наши недруги, подлою брызжа слюной, Оттого, что мы это им тысячу раз ПОЗВОЛЯЛИ И в угоду им сами глумились подчас над собой.

А они еще крепче на шее у родины висли И, хитря, подымали отчаянный хохот и лай, Дескать, русский — дурак, дескать, нет в нем ни чувства, ни мысли, И по сути своей он пьянчуга и вечный лентяй.

И, кидая хулу и надменные взгляды косые, А в поклепы влагая едва ли не душу свою, Не признались нигде, что великих сынов у России, Может, всемеро больше, чем в их заграничном раю.

Впрочем, что там чужие! Свои же в усердии зверском (А всех злее, как правило, ранит ведь свой человек) Обвинили народ свой едва ль не в запойстве вселенском И издали указ, о каком не слыхали вовек!

И летели приказы, как мрачно-суровые всадники, Видно, грозная сила была тем приказам дана, И рубили, рубили повсюду в стране виноградники, И губились безжалостно лучшие марки вина…

Что ответишь и скажешь всем этим премудрым законщикам, Что, шагая назад, уверяли, что мчатся вперед, И которым практически было плевать на народ И на то, что мильоны в карманы летят к самогонщикам.

Но народ в лицемерье всегда разбирается тонко. Он не слушал запретов и быть в дураках не желал. Он острил и бранился, он с вызовом пил самогонку И в хвостах бесконечных когда-то за водкой стоял.

Унижали народ. До чего же его унижали! То лишали всех прав в деспотично-свинцовые дни, То о серости пьяной на всех перекрестках кричали, То лишали товаров, то слова и хлеба лишали, То считали едва ли не быдлу тупому сродни.

А народ все живет, продолжая шутить и трудиться, Он устало чихает от споров идей и систем, Иногда он молчит, иногда обозленно бранится И на митинги ходит порой неизвестно зачем.

Но когда-то он все же расправит усталые плечи И сурово посмотрит на все, что творится кругом. И на все униженья и лживо-крикливые речи Грохнет по столу грозно тяжелым своим кулаком.

И рассыплются вдребезги злобные, мелкие страсти, Улыбнется народ: «Мы вовеки бессмертны, страна!» И без ханжества в праздник действительной правды и счастья Выпьет полную чашу горящего солнцем вина!