Константин Бальмонт Ребенок («Полозья проскрипели…»)

1 Полозья проскрипели, Умолк вечерний гул. В недвижной колыбели Ребенок мой уснул. Горели звезды где-то, Но я их не видал. Мечта была пропета, Слеза была — кристал. Храни Господь Всевышний Всех темных на земле, Того, кто в мире лишний, Того, кто здесь, во мгле. Храни Господь незлобный Всех тех, кто слаб и сир. Кто страшной тьмой утробной Заброшен в этот мир. Я знаю, что пребудет Во мраке наша плоть. О, что с тобою будет? Храни тебя Господь. 2 Нет, нет, я не жалею, Что мне ты был рожден. И я любя лелею Твой безмятежный сон. Дитя мое, я знаю, Что ты услада дней, Но все дороги к Раю, Забыты меж людей. И мне так больно, больно Того, что в жизни ждет. Я думаю невольно, Пусть лучше смерть придет. И думать так не смею, Ведь я люблю тебя. И я твой сон лелею, Мучительно скорбя. Тебя благословляя, Скорблю, в душе своей, Что не найдешь ты Рая, Вплоть до исхода дней. 3 Нет, что бы мне не говорили Все мысли мудрые мои, Что надо поклоняться Силе, Чтоб с нею слиться в бытии, — Нет, что бы мне не утверждали, Что будут счастливы все те, Которые живя страдали И задохнулись в пустоте, — Я не могу принять мучений Немых, как ангелы, детей. И вижу я, что темен Гений Земных убийственных сетей. О, Господи, я принимаю Все, что из пыток дашь Ты мне. Чтобы найти дорогу к Раю, Готов гореть века в огне. Но я не в силах видеть муки Ребенка с гаснущим лицом, Глядеть, как он сжимает руки Пред наступающим концом. Глядеть, как в этом кротком взоре Непобедимо нежных глаз Встает сознательность, и, в споре Со смертью, детский свет погас. Глядеть, как бьется без исхода В нем безглагольная борьба! Нет, лучше, если б вся Природа Замкнулась в черные гроба! Но лишь не он, в ком все так тонко, Кто весь был обращен к лучу. Нет, пытки моего ребенка Я не хочу, я не хочу! 4 И вдруг мне послышался Голос, Откуда-то с неба ответ На то, что так больно боролось, В душе выжигая свой след. «Будь равен со слабым и сильным, И к каждому мыслью спеши. Не медли в томленьи могильном, Но слушай напевы души. Весь мир есть великая тайна, Во мраке скрывается клад. Что было, прошло не случайно, Все счастье вернется назад. Но, если дорога есть к Раю, Кто скажет, быть может, и Я Безмерно, бездонно страдаю В немой глубине бытия. Кто был тот безумный и пленный, Обманно сказавший тебе, Что я улыбаюсь, блаженный, Когда вы томитесь в борьбе? Зачем восхожденье, ступени? Поймет эту тайну лишь тот, Кто всю беспредельность мучений В горячее сердце вольет. Но в темных равнинах страданья, Принявши крещенье огнем, Придем мы к Бессмертью Мечтанья, Где будем с негаснущим днем. Ты плачешь у детской постели, Где бледный ребенок застыл. Но очи его заблестели Высоко над мглою могил. Последнего атома круга Еще не хватало — но вот, По зелени пышного луга Он к братьям небесным идет. Там ярко цветут златооки, Он должен увидеть их был. Он сам в полуясном намеке Улыбкой о них говорил. И мысль твоя скорбью одета, Но ты полюбил — и любим: — Дорога незримого света Теперь меж тобою и им. Смотри, Я его облекаю В сиянье Своей красоты. С тобою Я слезы роняю, Но Я зажигаю — цветы».