Константин Бальмонт В царстве льдов

В лабиринте

Проходя по лабиринту

Позабыв о блеске Солнца, в свете призрачных огней, Проходя по лабиринту бесконечных ступеней, С каждым шагом холодею, с каждым днем темнее грусть Все, что было, все, что будет, знаю, знаю наизусть.

Было много… Сны, надежды, свежесть чувства, чистота А теперь душа измята, извращенна, и пуста. Я устал. Весна поблекла. С Небом порван мой завет. Тридцать лет моих я прожил. Больше молодости нет.

Я в бесцельности блуждаю, в беспредельности грущу, И, утратив счет ошибкам, больше Бога не ищу. Я хотел от сердца к Небу перебросить светлый мост, — Сердце прокляло созвездья, сердце хочет лучших звезд.

Что же мне еще осталось? С каждым шагом холодеть? И на все, что просит счастья, с безучастием глядеть? О, последняя надежда, свет измученной души, Смерть, услада всех страданий, Смерть, я жду тебя, спеши!

Она придет

Она придет ко мне безмолвная, Она придет ко мне бесстрастная, Непостижимой неги полная, Успокоительно-прекрасная.

Она придет как сон таинственный, Как звук родной во мгле изгнания, И сладок будет миг единственный На грани мрака и сознания.

Я буду тихим, буду радостным, Изведав счастье примирения, Я буду полон чувством сладостным, Неизъяснимостью забвения.

Безгласно буду я беседовать С моей душою улетающей, Безгласно буду проповедовать О силе жизни созидающей, —

О силе Правды, не скудеющей За невозбранными пределами, И над умершим тихо веющей В последний раз крылами белыми.

Кому я молюсь?

Кому я молюсь? Холодному ветру. Кому я молюсь? Равнине морской. Я брат не людям, а буре и ветру, Я брат холодной равнине морской.

Куда иду я? К горным вершинам. Куда иду я? К пустыням глухим. Я брат холодному горному ветру, Живу одиноко и растаю как дым.

Чего хочу я? Тени последней. Чего хочу я? Смерти одной. Я дух бесстрастный, дух бесприютный. Хочу я дремоты, дремоты ночной.

О, волны морские, родная стихия моя, Всегда вы свободно бежите в иные края, Всегда одиноки в холодном движеньи своем, А мы безутешно тоскуем — одни и вдвоем.

Зачем не могу я дышать и бежать, как волна, Я в мире один, и душа у меня холодна, Я также спешу все в иные, в иные края, — О, волны морские, родная стихия моя!

Море — вечное стремленье, горы — царственный покой. Если ты стремишься к счастью, вверь ладью волне морской: Час придет, волненьем вечным утомится жадный взор, — Спи тогда с разбитым сердцем в тихом царстве мертвых гор.

На вершине

Я в горы ушел до рассвета: — Все выше, туда, к ледникам, Где ласка горячего лета Лишь снится предвечным снегам, —

Туда, где холодные волны Еще нерожденных ключей Бледнеют, кристально-безмолвны, И грезят о чарах лучей, —

Где белые призраки дремлют, Где Время сдержало полет, И ветру звенящему внемлют Лишь звезды, да тучи, да лед.

Я знал, что века пролетели, Для сердца Земля умерла. Давно возвестили метели О гибели Блага и Зла.

Еще малодушные люди Цепей не хотели стряхнуть. Но с думой о сказочном чуде Я к Небу направил свой путь.

И топот шагов неустанных Окрестное эхо будил, И в откликах звучных и странных Я грезам ответ находил.

И слышал я сагу седую, Пропетую Гением гор, Я видел Звезду Золотую, С безмолвием вел разговор.

Достиг высочайшей вершины, И вдруг мне послышался гул: — Домчавшийся ветер долины Печальную песню шепнул.

Он пел мне: «Безумный! безумный! Я — ветер долин и полей, Там праздник, веселый и шумный, Там воздух нежней и теплей».

Он пел мне: «Ты ищешь Лазури? Как тучка растаешь во мгле! И вечно небесные бури Стремятся к зеленой Земле».

«Прощай!» говорил он. «Хочу я К долинам уйти с высоты, — Там ждут моего поцелуя, Там дышат живые цветы».

«У каждого дом есть уютный, Открытый дневному лучу. Прощай, пилигрим бесприютный, Спешу… Убегаю… Лечу!»

Все смолкло. Снега холодели В мерцаньи вечерних лучей. И крупные звезды блестели Печалью нездешних очей.

Далекое Небо вздымалось, Ревнивую тайну храня. И что-то в душе оборвалось, И льды усыпили меня.

Мне чудилось: Колокол дальний С лазурного Неба гудел, Все тише, нежней и печальней, — Он что-то напомнить хотел.

И, видя хребты ледяные, Я понял в тот призрачный миг, Что, бросив обманы земные, Я правды Небес не достиг.