Джордж Гордон Байрон Стансы к реке По

Река! Твой путь — к далекой стороне, Туда, где за старинными стенами Любимая живет — и обо мне Ей тихо шепчет память временами.

О, если бы широкий твой поток Стал зеркалом души моей, в котором Несметный сонм печалей и тревог Любимая читала грустным взором!

Но нет, к чему напрасные мечты? Река, своим течением бурливым Не мой ли нрав отображаешь ты? Ты родственна моим страстям, порывам.

Я знаю: время чуть смирило их, Но не навек — и за коротким спадом Последует разлив страстей моих И твой разлив — их не сдержать преградам.

Тогда опять, на отмели пустой Нагромоздив обломки, по равнине Ты к морю устремишься, я же — к той, Кого любить не смею я отныне.

В вечерний час, прохладой ветерка Дыша, она гуляет по приречью; Ты плещешься у ног ее, река, Чаруя слух своей негромкой речью.

Глаза ее любуются тобой! Как я любуюсь, горестно безмолвный… Невольно я роняю вздох скупой — И тут же вдаль его уносят волны.

Стремительный их бег неудержим, И нескончаема их вереница. Моей любимой взгляд скользнет по ним, Но вспять им никогда не возвратиться.

Не возвратиться им, твоим волнам. Вернется ль та, кого зову я с грустью? Близ этих вод — блуждать обоим нам: Здесь, у истоков, — мне; ей — возле устья.

Наш разобщитель — не простор земной, Не твой поток, глубокий, многоводный; Сам Рок ее разъединил со мной. Мы, словно наши родины, несходны.

Дочь пламенного юга полюбил Сын севера, рожденный за горами. В его крови — горячий южный пыл, Не выстуженный зимними ветрами.

Горячий южный пыл — в моей крови. И вот, не исцелясь от прежней боли, Я снова раб, послушный раб любви, И снова стражду — у тебя в неволе.

Нет места мне на жизненных пирах, Пускай, пока не стар, смежу я веки. Из праха вышел — возвращусь во прах, И сердце обретет покой навеки.