Ольга Берггольц Из `Писем с дороги`

1

Темный вечер легчайшей метелью увит, волго-донская степь беспощадно бела… Вот когда я хочу говорить о любви, о бесстрашной, сжигающей душу дотла.

Я ее, как сейчас, никогда не звала.

Отыщи меня в этой февральской степи, в дебрях взрытой земли, между свай эстакады. Если трудно со мной — ничего, потерпи. Я сама-то себе временами не рада.

Что мне делать, скажи, если сердце мое обвивает, глубоко впиваясь, колючка, и дозорная вышка над нею встает, и о штык часового терзаются низкие тучи? Так упрямо смотрю я в заветную даль, так хочу разглядеть я далекое, милое солнце… Кровь и соль на глазах!

Я смотрю на него сквозь большую печаль, сквозь колючую мглу, сквозь судьбу волгодонца…

Я хочу, чтоб хоть миг постоял ты со мной у ночного костра — он огромный, трескучий и жаркий, где строители греются тесной гурьбой и в огонь неподвижные смотрят овчарки. Нет, не дома, не возле ручного огня, только здесь я хочу говорить о любви. Если помнишь меня, если понял меня, если любишь меня — позови, позови! Ожидаю тебя так, как моря в степи ждет ему воздвигающий берега в ночь, когда окаянная вьюга свистит, и смерзаются губы, и душат снега; в ночь, когда костенеет от стужи земля,- ни костры, ни железо ее не берут. Ненавидя ее, ни о чем не моля, как любовь, беспощадным становится труд. Здесь пройдет, озаряя пустыню, волна. Это всё про любовь. Это только она.

1952

2

О, как я от сердца тебя отрывала! Любовь свою — не было чище и лучше — сперва волго-донским степям отдавала… Клочок за клочком повисал на колючках. Полынью, полынью горчайшею веет над шлюзами, над раскаленной землею… Нет запаха бедственнее и древнее, и только любовь, как конвойный, со мною. Нас жизнь разводила по разным дорогам. Ты умный, ты добрый, я верю доныне. Но ты этой жесткой земли не потрогал, и ты не вдыхал этот запах полыни. А я неустанно вбирала дыханьем тот запах полынный, то горе людское, и стало оно, безысходно простое, глубинным и горьким моим достояньем.

… Полынью, полынью бессмертною веет от шлюзов бетонных до нашего дома… Ну как же могу я, ну как же я смею, вернувшись, «люблю» не сказать по-другому!

1952, 1960