Роберт Бёрнс О, горе, горе

О, горе! Как берега круты! О, горе! Сильна и темна река! О, горе, горе, у самой воды Шла я с любимым в руке рука. Стоял у откоса огромный дуб, И мне казалось — он нерушим. Но надломился и рухнул ствол,— И я расстаюсь с любимым моим. О, горе, горе! Любовь сладка, Но только в начале, а потом Инеем делается роса, Иней становится белым льдом. К чему мне гребень и кружева? Сердце мое холоднее льда: Уходит возлюбленный от меня И уверяет, что навсегда. И будет камень постелью мне, Пологом — белая пелена, И напоит меня чистый ключ. Я навсегда осталась одна. Когда ты примчишься, осенний вихрь, С черных деревьев сдувать листву? Тихая смерть, скоро ли ты? Я ведь и так уже не живу. О нет, не стужа меня леденит И не метели протяжный стон. Нет, не от холода я дрожу, А оттого, что уходит он. Когда мы в Глазго ездили с ним, Все из толпы глазели на нас. Он в черный бархат был облачен, А я надела алый атлас. О, знать бы прежде, до первых ласк, Что скроют солнце тысячи туч! Я б сердце замкнула в златой ларец И в темный омут бросила ключ. И нету друга возле меня, Еще мой ребенок не родился… Я одна и хочу умереть. Ведь прежней стать мне уже нельзя.