Иосиф Бродский К Евгению

Я был в Мексике, взбирался на пирамиды. Безупречные геометрические громады рассыпаны там и сям на Тегуантепекском перешейке. Хочется верить, что их воздвигли космические пришельцы, ибо обычно такие вещи делаются рабами. И перешеек усеян каменными грибами.

Глиняные божки", поддающиеся подделке с необычайной легкостью, вызывающей кривотолки. Барельефы с разными сценами, снабженные перевитым туловищем змеи неразгаданным алфавитом языка, не знавшего слова «или». Что бы они рассказали, если б заговорили?

Ничего. В лучшем случае, о победах над соседним племенем, о разбитых головах. О том, что слита«я в миску Богу Солнца людская кровь укрепляет в последнем мышцу; что вечерняя жертва восьми молодых и сильных обеспечивает восход надежнее, чем будильник.

Все-таки лучше сифилис, лучше жерла единорогов Кортеса, чем эта жертва. Ежели вам глаза суждено скормить воронам, лучше если убийца — убийца, а не астроном. Вообще без испанцев вряд ли бы им случилось толком узнать, что вообще случилось.

Скушно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй, всюду жестокость и тупость воскликнут: „Здравствуй, вот и мы!“ Лень загонять в стихи их. Как сказано у поэта, „на всех стихиях...“ Далеко же видел, сидя в родных болотах! От себя добавлю: на всех широтах.

1975