Валерий Брюсов Мир

Я помню этот мир, утраченный мной с детства, Как сон непонятый и прерванный, как бред… Я берегу его — единое наследство Мной пережитых и забытых лет.

Я помню формы, звуки, запах… О! и запах! Амберы темные, огромные кули, Подвалы под полом, в грудях земли, Со сходами, припрятанными в трапах, Картинки в рамочках на выцветшей стене, Старинные скамьи и прочные конторки, Сквозь пыльное окно какой-то свет незоркий, Лежащий без теней в ленивой тишине, И запах надо всем, нежалящие когти Вонзающий в мечты, в желанья, в речь, во все!

Быть может, выросший в веревках или дегте, Иль вползший, как змея, в безлюдное жилье, Но царствующий здесь над всем житейским складом, Проникший все насквозь, держащий все в себе! О, позабытый мир! и я дышал тем ядом, И я причастен был твоей судьбе!

Я помню: за окном, за дверью с хриплым блоком Был плоский и глухой, всегда нечистый двор. Стеной и вывеской кончался кругозор (Порой закат блестел на куполе далеком).

И этот старый двор всегда был пуст и тих, Как заводь сорная, вся в камышах и тине… Мелькнет монахиня… Купец в поддевке синей… Поспешно пробегут два юрких половых…

И снова душный сон всех звуков, красок, линий. Когда въезжал сюда телег тяжелый ряд, С самоуверенным и беспощадным скрипом, — И дюжим лошадям, и безобразным кипам, И громким окрикам сам двор казался рад.

Шумели молодцы, стуча вскрывались люки, Мелькали руки, пахло кумачом… Но проходил тот час, вновь умирали звуки, Двор застывал во сне, привычном и немом… А под вечер опять мелькали половые, Лениво унося порожние судки…

Но поздно… Главы гаснут золотые. Углы — приют теней — темны и глубоки. Уже давно вся жизнь влачится неисправней, Мигают лампы, пахнет керосин…

И скоро вынесут на волю, к окнам, ставни, И пропоет замок, и дом заснет — один. Я помню этот мир. И сам я в этом мире Когда-то был как свой, сливался с ним в одно.

Я мальчиком глядел в то пыльное окно, У сумрачных весов играл в большие гири И лазил по мешкам в сараях, где темно.

Мечтанья детские в те дни уже светлели; Мне снились: рощи пальм, безвестный океан, И тайны полюсов, и бездны подземелий, И дерзкие пути междупланетных стран.

Но дряхлый, ветхий мир на все мои химеры Улыбкой отвечал, как ласковый старик. И тихо надо мной — ребенком — ник, Громадный, неподвижный, серый.

И что-то было в нем родным и близким мне. Он глухо мне шептал, и понимал его я… И смешивалось все, как в смутном сне: Мечта о неземном и сладкий мир покоя…

…

Недавно я прошел знакомым переулком И не узнал заветных мест совсем. Тот, мне знакомый, мир был тускл и нем — Теперь сверкало все, гремело в гуле гулком!

Воздвиглись здания из стали и стекла, Дворцы огромные, где вольно бродят взоры… Разрыты навсегда таинственные норы, Бесстрастный свет вошел туда, где жалась мгла.

И лица новые, и говор чужд… Все ново! Как сказка смелая — воспоминанья лет! Нет даже и во мне тогдашнего былого, Напрасно я ищу в душе желанный след…

В душе все новое, как в городе торговли, И мысли, и мечты, и чаянья, и страх. Я мальчиком мечтал о будущих годах: И вот они пришли… Ну что же? Я таков ли, Каким желал я быть? Добыл ли я венец?

Иль эти здания, все из стекла и стали, Восставшие в душе как призрачный дворец, Все утоленные восторги и печали, Все это новое — напрасно взяло верх Над миром тем, что мне — столетья завещали, Который был моим, который я отверг!

1903