Гавриил Державин Решемыслу

Веселонравная, младая, Нелицемерная, простая, Подруга Флаккова и дщерь Природой данного мне смысла! Приди ко мне, приди теперь, О Муза! славить Решемысла.

Приди, иль в облаке спустися, Или хоть в санках прикатися На легких, резвых, шестерней, Оленях белых, златорогих, Как ездят барыни зимой В странах сибирских, хладом строгих.

Приди, и на своей свиреле Не оного пой мужа, древле Служившего царице той, Которая в здоровье малом Блистала славой и красой Под соболиным одеялом.

Но пой, ты пой здесь Решемысла, Великого вельможу смысла, Наперсника царицы сей, Которая сама трудится Для блага области своей И спать в полудни не ложится.

Которая законы пишет, Любовию к народу дышит, Пленит соседей без оков, Военны отвращая звуки; Дарит и счастье и покров И не сидит поджавши руки.

Сея царицы всепочтенной, Великой, дивной, несравненной Сотрудников достойно чтить; Достойно честью и хвалами Ее вельмож превозносить И осыпать их вкруг цветами.

Ты, Муза! с самых древних веков Великих, сильных человеков Всегда умела поласкать; Ты можешь в былях, небылицах И в баснях правду представлять,- Представь мне Решемысла в лицах.

Скажи, скажи о сем герое: Каков в войне, каков в покое, Каков умом, каков душой, Каков и всякими делами? Скажи, и ничего не скрой — Не хочешь прозой, так стихами.

Бывали прежде дни такие, Что люди самые честные Страшилися близ трона быть, Любимцев царских убегали, И не могли тех змей любить, Которые их кровь сосали.

А он, хоть выше всех главою, Как лавр цветет над муравою, Но всюду всем бросает тень: Одним он мил, другим любезен; Едва прохаживал ли день, Кому бы не был он полезен.

Иной ползет, как черепаха, Другому мил топор да плаха, А он парит как бы орел, И всё с высот далече видит; Он в сердце злобы не имел И даже мухи не обидит.

Он сердцем царский трон объемлет, Душой народным нуждам внемлет, И правду между их хранит; Отечеству он верно служит, Монаршу волю свято чтит, А о себе никак не тужит.

Не ищет почестей лукавством, Мздоимным не прельщен богатством, Не жаждет тщетно сан носить; Но тщится тем себя лишь славить, Что любит он добро творить И может счастие доставить.

Закону божию послушен, Чувствителен, великодушен, Не горд, не подл и не труслив, К себе строжае, чем к другому, К поступкам хитрым не ревнив, Идет лишь по пути прямому.

Не празден, не ленив, а точен; В делах и скор и беспорочен, И не кубарит кубарей; Но столько же велик и дома, В деревне, хижине своей, Как был когда метатель грома.

Глубок, и быстр, и тих, и сметлив, При всей он важности приветлив, При всей он скромности шутлив; В миру он кажется роскошен; Но в самой роскоши ретив, И никогда он не оплошен.

Хотя бы возлежал на розах, Но в бурях, зноях и морозах — Готов он с лона неги встать; Готов среди своей забавы Внимать, судить, повелевать И молнией лететь в храм славы.

Друг честности и друг Минервы, Восшед на степень к трону первый, И без подпор собою тверд; Ходить умеет по паркету И, устремяся славе вслед, Готовить мир и громы свету.

Без битв, без браней побеждает, Искусство уловлять он знает; Своих, чужих сердца пленит. Я слышу плеск ему сугубый: Он вольность пленникам дарит, Героям шьет коты да шубы. Но, Муза! вижу, ты лукава: Ты хочешь быть пред светом права, Ты Решемысловым лицом Вельможей должность представляешь,- Конечно, ты своим пером Хвалить достоинства лишь знаешь.

1783