Иван Дмитриев Искатели Фортуны

Кто на своем веку Фортуны не искал? Что если б силою волшебною какою Всевидящим я стал И вдруг открылись предо мною Все те, которые и едут, и ползут, И скачут, и плывут, Из царства в царство рыщут, И дочери судьбы отменной красоты Иль убегающей мечты Без отдыха столь жадно ищут? Бедняжки! жаль мне их: уж, кажется, в руках… Уж сердце в восхищеньи бьется… Вот только что схватить… хоть как, так увернется, И в тысяче уже верстах! «Возможно ль, — многие, я слышу, рассуждают, — Давно ль такой-то в нас искал? А ныне как он пышен стал! Он в счастии растет; а нас за грязь кидают! Чем хуже мы его?» Пусть лучше во сто раз, Но что ваш ум и всё? Фортуна ведь без глаз; А к этому прибавим: Чин стоит ли того, что для него оставим Покой, покой души, дар лучший всех даров, Который в древности уделом был богов? Фортуна — женщина! умерьте вашу ласку; Не бегайте за ней, сама смягчится к вам. Так милый Лафонтен давал советы нам И сказывал в пример почти такую сказку, В деревне ль, в городке, Один с другим невдалеке, Два друга жили; Ни скудны, ни богаты были. Один все счастье ставил в том, Чтобы нажить огромный дом, Деревни, знатный чин, — то и во сне лишь видел; Другой богатств не ненавидел, Однако ж их и не искал, А кажду ночь покойно спал. «Послушай, — друг ему однажды предлагает, — На родине никто пророком не бывает; Чего ж и нам здесь ждать? — Со временем сумы. Поедем лучше мы Искать себе добра; войти, сказать умеем; Авось и мы найдем, авось разбогатеем». — «Ступай, — сказал другой, — А я остануся; мне дорог мой покой, И буду спать, пока мой друг не возвратится». Тщеславный этому дивится И едет. На пути встречает цепи гор, Встречает много рек, и напоследок встретил Ту самую страну, куда издавна метил: Любимый уголок Фортуны, то есть двор; Не дожидайся ни зову, ни наряду, Пристал к нему и по обряду Всех жителей его он начал посещать: Там стрелкою стоит, не смея и дышать, Здесь такает из всей он мочи, Тут шепчет на ушко; короче: дни и ночи Наш витязь сам не свой; Но все то было втуне! «Что за диковинка! — он думает. — Стой, стой Да слушай об одной Фортуне, А сам все ничего! Нет, нет! такая жизнь несноснее всего. Слуга покорный вам, господчики, прощайте И впредь меня не ожидайте; В Сурат, в Сурат лечу! Я слышал в сказках, там Фортуне с давних лет курится фимиам...» Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели. Но что же? Не прошло недели, Как странствователь наш отправился в Сурат, А часто, часто он поглядывал назад, На родину свою: корабль то загорался, То на мель попадал, то в хляби погружался; Всечасно в трепете, от смерти на вершок; Бедняк бесился, клял — известно, лютый рок, Себя, — и всем и всем изрядна песня пета! «Безумцы! — он судил. — На край приходим света Мы смерть ловить, а к ней и дома три шага!» Синеют между тем Индейски берега, Попутный дунул ветр; по крайней мере кстате Пришло мне так сказать, и он уже в Сурате! «Фортуна здесь?» — его был первый всем вопрос. «В Японии», — сказали. «В Японии? — вскричал герой, повеся нос — Быть так! плыву туда». И поплыл; но, к печали, Разъехался и там с Фортуною слепой! «Нет! полно, — говорит, — гоняться за мечтой». И с первым кораблем в отчизну возвратился. Завидя издали отеческих богов, Родимый ручеек, домашний милый кров, Наш мореходец прослезился И, от души вздохнув, сказал: «Ах, счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху знал И двор, и океан, и о слепой богине! Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне». И так с восторгом он и в сердце и в глазах В отчизну наконец вступает, Летит ко другу, — что ж? как друга обретает? Он спит, а у него Фортуна в головах!

1794