Робинсон Джефферс На краю континента

В равноденствие, когда земля под вуалью дождя, в венке из влажных маков встречала весну, Океан набухал далекой бурей и бил в берега, а зыбь потрясала устои гранита,

Я смотрел на границу гранита и брызг, на воздвигнутый бурый рубеж, чувствуя позади Горы, равнины, необъятный простор континента, а впереди еще большее пространство и массу воды.

Я сказал: «Ты связуешь тюленьи лежбища алеутов с цветниками кораллов и лавы на юге, Через твой водоем жизнь, устремленная на восход, встречается с нашей, обращенной к вечерней звезде.

Сколько переселений прошло по тебе бесследно, и ты нас забыла, праматерь! Была ты много моложе, когда, выброшены из чрева, мы грелись на солнце в отливе.

Это было так давно, мы стали горды, а ты еще более горькой; жизнь сохранила Твою подвижную, беспокойную силу, завидуя твердости, непоколебимому спокойствию камня.

В наших венах — приливы, мы отражаем звезды, жизнь- твое порожденье, но есть во мне То, что древней и крепче жизни и беспристрастней, то, что видело, когда не было океана.

То, что смотрело, как ты из сгущенья пара стекала в ложа свои, их изменяя, Как ты в покое и буре точила свои берега, грызла скалы, менялась местом с материками.

Мать, сходен строй моей песни с твоим прибойным древним ритмом, но взят не у тебя. Ведь еще до воды бушевали приливы огня, и песни — моя и твоя,— из истоков более древних».