Денис Фонвизин Лисица - Кознодей

В Ливийской стороне правдивый слух промчался, Что Лев, звериный царь, в большом лесу скончался. Стекалися туда скоты со всех сторон Свидетелями быть огромных похорон. Лисица-Кознодей, при мрачном сем обряде, С смиренной харею, в монашеском наряде, Взмостясь на кафедру, с восторгом вопиет: «О рок! Лютейший рок! Кого лишился свет! Кончиной кроткого владыки поражённый, Восплачь и возрыдай, зверей собор почтённый! Се царь, премудрейший из всех лесных царей, Достойный вечных слёз, достойный алтарей, Своим рабам отец, своим врагам ужасен, Пред нами распростёрт, бесчувствен и безгласен! Чей ум постигнуть мог число его доброт? Пучину благости, величие щедрот? В его правление невинность не страдала И правда на суде бесстрашно председала; Он скотолюбие в душе своей питал, В нём трона своего подпору почитал; Был в области своей порядка насадитель, Художеств и наук был друг и покровитель». «О, лесть подлейшая! – шепнул Собаке Крот. – Я Льва коротко знал: он был пресущий скот, И зол… и бестолков, и силой вышней власти Он только насыщал свои тирански страсти. Трон кроткого царя, достойна алтарей, Был сплочен из костей растерзанных зверей! В его правление любимцы и вельможи Сдирали без чинов с зверей невинных кожи; И словом, так была юстиция строга, Что кто кого смога, так тот того в рога. Благоразумный Слон из леса в степь сокрылся, Домостроитель Бобр от пошлин разорился, И Пифик-слабоум, списатель зверских лиц, Служивший у двора честнее всех Лисиц, Который, посвятя работе дни и ночи, Искусной кистию прельщая зверски очи, Портретов написал с царя зверей лесных Пятнадцать в целый рост и двадцать поясных; Да сверх того ещё, по новому манеру, Альфреско расписал монаршую пещеру, – За то, что в жизнь свою трудился сколько мог, С тоски и с голоду третьего дни издох. Вот мудрого царя правление похвально! Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!» Собака молвила: «Чему дивишься ты, Что знатному скоту льстят подлые скоты? Когда ж и то тебя так сильно изумляет, Что низка тварь корысть всему предпочитает И к счастию бредёт презренными путьми, – Так видно, никогда ты не жил меж людьми».