Александр Галич Черновик эпитафии

Худо было мне, люди, худо… Но едва лишь начну про это, Люди спрашивают — откуда, Где подслушано? Кем напето? Дуралеи спешат смеяться, Чистоплюи воротят морду… Как легко мне было сломаться, И сорваться, и спиться к черту!

Не моя это, вроде, боль, Так чего ж я кидаюсь в бой? А вела меня в бой судьба, Как солдата ведет труба: Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та, Тра-та-та!

Сколько раз на меня стучали, И дивились, что я на воле, Ну, а если б я гнил в Сучане, Вам бы легче дышалось, что ли? И яснее б вам, что ли, было, Где — по совести, а где — кроме? И зачем я, как сторож в било, Сам в себя колочусь до крови?!

И какая, к чертям, судьба? И какая, к чертям, труба? Мне б частушкой по струнам, в лет, Да гитара, как видно, врет: Трень да брень, трень да брень, трень да брень, Трень да брень!

А хотелось-то мне в дорогу, Налегке, при попутном ветре, Я бы пил молоко, ей-Богу, Я б в лесу ночевал, поверьте! И шагал бы, как вольный цыган, Никого бы нигде не трогал, Я б во Пскове по-птичьи цыкал, И округло б на Волге окал,

И частушкой по струнам — в лет, Да гитара, как видно, врет, Лишь мучительна и странна, Все одна дребезжит струна: Динь да динь, динь да динь, динь да динь, Динь да динь!

Понимаю, что просьба тщетна, Поминают — поименитей! Ну, не тризною, так хоть чем-то, Хоть всухую, да помяните! Хоть за то, что я верил в чудо, И за песни, что пел без склада, А про то, что мне было худо, Никогда вспоминать не надо!

И мучительна, и странна, Все одна дребезжит струна, И приладиться к ней, ничьей, Пусть попробует, кто ловчей!

А я не мог!