Глеб Горбовский Поиски тепла

1

Уши, главное — это уши! На ушах побелела кожа. Зверь-мороз человека душит, но никак задушить не может. Где, к кому прислониться телом, чем и как разогреть коленки? Стены улиц в морозном, в белом, прислонись — и пристынешь к стенке, Вон прохожий — сосулька просто, потирает нервозно лапки. … А куда ж это я в мороз-то, разве я не такой же зябкий? Нет на мне меховых доспехов, нет ни котиковых, ни собачьих. Есть под кепкою вместо меха пук волос — полубокс иначе. И хоть нынче морозец крепкий, я иду на свиданье в кепке, я иду папахам назло на морозе искать тепло!

2

Лесной, охотничий, зовущий еловый дым навстречу мне. И что ни шаг — то пахнет гуще, как будто двигаюсь к весне. Костер трещал у тротуара, у ног нахохленных домов. И черный чан смолы и вара повис над красной клеткой дров. Вокруг огня — толпа в фуфайках, в разновеликих треухах. Но у костра пляши хоть в майке — была бы обувь на ногах!

3

Навстречу, в снегу утопая по плечи, машина с метлой и огромной лопатой. Иду за машиной, никем не замечен. Найду ли тепло я в сугробах горбатых? Найду ли его я под снежной периной? Найду ль на рисунке, оставленном шиной?. … Его я нашел неожиданно просто: оно — человек ниже среднего роста. В железной машине есть сердце в кабине, светляк папиросы и фосфор приборов… Тепло притаилось в машине — в бензине, но больше в сто крат — под фуфайкой шофера.

4

Вместе с хлебным запахом из булочной в валенках рабочий — на мороз! Берзразличный к сутолоке уличной, он решил позавтркать всерьез. Пополам руками осторными разломил надтреснутый батон. Мягкий пар из булки новорожденной зачерпнул губами. А потом, разогревши челюсти холодные, зашагал неведомо куда. … Съели крошки воробьи голодные, потеплели — и на провода.

5

Ногами по улице топая чаще, я встретил почтовый мороженый ящик. Он льда холоднее, он смерти бледнее, его разглядел на кирпичной стене я. Шапчонка на нем из январского меха, висит козырек, а пониже — прореха. И в эту прореху я сунул письмо, писалось оно не холодным умом — письмо человеческой грустью писалось, письмо под пальто на груди согревалось, протиснулось в щель и упало на дно, — быть может, кого-то согреет оно.

6

Мороз обклеил стекла льдом. Был телефонный тесен дом. Здесь телефонный автомат. на трубке мерзнет ухо. И вдруг слова, улыбка, взгляд доносятся до слуха. Ее тепло — в меня втекло. Пускай облито льдом стекло. Дышу в стекло. Кружок в стекле. Моя любовь сейчас в тепле!

7

Эта кровля завода — вроде гриба, выше гриба — труба. На таком холоду! А дымит, жива! У трубы в черном дыме волос голова. Я за встречным ларьком без остатка исчез, но труба высока, но труба — до небес! Я в троллейбус втираюсь, а дылда в окно вся в царапину-щель мне видна все равно. Из троллейбуса вылез, влезаю в толпу — но и здесь разглядел я живую трубу. Разглядел и стою, разглядел и смотрю, вижу: курит труба, — дай и я закурю. … А пониже трубы, в кочегарке, в поту кочегары варили в котлах теплоту!

8

Из бани подходят к ларьку торопливо, в ларьке жигулевское теплое пиво. Ларек заскорузлый, обложенный льдом, квадратным окошком он дышит, как ртом. И пена, и пар из окошка наружу. Мерцает стекло переполненных кружек, и ласково льется и неторопливо в спокойные рты подогретое пиво.

9

Чинят мост. Электросварка. Там по всем приметам — жарко. Искры там букетом, градом, веером и водопадом! Зло шипя и негодуя, сталь текла, стремились струи. Струи стали кровью стали. Тени падали, вставали, бились грудью о чугун, мост гудел в сто тысяч струн! Небо в синем, небо в ярком, небу тоже стало жарко!

10

Я город прошел от конца до начала, сжимался в термометре ртутный червяк. Но встречи любовь, как всегда, назначала, и я под часами умерил свой шаг. Секундою позже — я взял ее руки, минутою позже — мы шли не спеша. Колючий, певучий, живучий, упругий, я просто оттаял — вода на ушах! Хотелось вдохнуть освежающий иней, сдрать с себя кепку, надеть на забор! Хотелось прижаться к стелкяшке-витрине, кататься с детишками с горк и с гор… Казалось нелепым безлюдие улиц. Сегодня жара! Не погода, а пляж! Такое — на редкость в зеленом июле, такое за редкостью — сдать в Эрмитаж! Смотрите, продрогшие шапки и шубы, откиньте меха с приютившихся глаз, — я друга целую в зажженные губы, хотите, возьму поцелую и вас?! Смотрите, я выступил против мороза! … И если его еще терпит земля, мороз не проблема, мороз не угроза, мороз — это что-то пониже нуля.

1960