Дмитрий Кедрин Генерал

В то утро пушек двадцать било, Ревя на вражьем берегу, По нашим «Илам» серокрылым, Стоявшим прямо на лугу.

Разрывы все кучней ложились… Не зря еще в. шестом часу За речкой немцы суетились И поднимали «колбасу».

А генерал невозмутимый Убрать машины не спешил, Хотя столбы огня и дыма Вздымались вверх среди машин.

Его приятель — гость из тыла — Бледнел от горя и тоски. На лбу его набухла жила, Он протирал свои очки.

И говорил: — Послушай, Саша! Упрячь их, я тебя прошу! Я, несмотря на дружбу нашу, В Москву сейчас же напишу!

Ведь самолеты рвет на клочья, Корежит весь аэродром! Впервые вижу я воочью Такой бессмысленный разгром!

Тебе, как видно, все — игрушки! Как можешь ты шутить в беде? Скажи мне: где же наши пушки И самолеты наши где?!

Своим приятелем теснимый, Тайком от смеха умирал Лукавый и невозмутимый Седой советский генерал.

— Зевает наша оборона! — Он бормотал себе в усы, Привстал, взял трубку телефона И мельком глянул на часы.

Потом, приладив трубку к уху, Сказал: — Пора им сбавить прыть!.. «Красавцы»? Говорит: «Стряпуха»! А ну-ка дайте прикурить! —

И вмиг весь боевой участок Взревел на нашем берегу, И пушек сто… Нет, больше: за сто Загрохотало по врагу!

Теперь очки расцветший штатский Уже в восторге протирал… — Степан! Скажу тебе по-братски, — Спокойно молвил генерал, —

Хотя, мой друг, и сед давно ты, И суетишься, как школяр, Макеты этих самолетов Столяр готовил да маляр.

Враги снарядов двести — триста По ним впустую извели, А молодцы артиллеристы Их батареи засекли!

Машины ж наши — вот ведь случай! — Целы, обстрелу вопреки!.. Тут над КП промчались тучей Громить врага штурмовики.

21 июля 1943