Сергей Клычков До слез любя страну родную...

До слез любя страну родную С ее простором зеленей, Я прожил жизнь свою, колдуя И плача песнею над ней.

В сторожкой робости улыбок, В нахмуренности тяжких век, Я видел, как убог и хлибок, Как черен русский человек.

С жестокой и суровой плотью, С душой, укрытой на запор, Сберег он от веков лохмотья Да синий взор свой, да топор.

Уклад принес он из берлоги, В привычках перенял он рысь, И долго думал он о Боге, По вечеру нахмурясь в высь.

В ночи ж, страшась болотных пугал, Засов приладив на двери, Повесил он икону в угол В напоминание зари.

В напоминание и память О том, что изначальный свет Пролит был щедро над полями, Ему же и кончины нет.

И пусть зовут меня каликой, Пусть высмеет меня юнец За складки пасмурного лика, За черный в копоти венец,

И часто пусть теперь с божницы Свисает жидкий хвост узды, Не тот же ль синий свет ложится На половицы от звезды?!

Не так же ль к избяному брусу Плывет, осиливши испуг, Как венчик, выброшенный в мусор, Луны печальный полукруг?!

А разве луч, поникший с неба, Не древний колос из зерна?. Черней, черней мужичьи хлебы, И ночь предвечная черна…

И мир давно бы стал пустыней, Когда б невидимо для нас Не слит был этот сполох синий Глаз ночи и мужичьих глаз!

И в этом сполохе зарницы, Быть может, облетая мир, На славу вызорят пшеницу Для всех, кто был убог и сир.

И сядем мы в нетленных схимах, Все, кто от века наг и нищ, Вкусить щедрот неистощимых, Взошедших с древних пепелищ.

Вот потому я Русь и славлю И в срок готов приять и снесть И глупый смех, и злую травлю, И гибели лихую весть!

1930