Иван Кованько Перестроенная лира

В тон Пиндара настроив лиру, Хотел Россию я воспеть И снаряжался по эфиру До Ориона возлететь, Куда чело, венцом лавровым Покрыто, вознесла она, — Оттоль Атлантом зрится новым, Подъявшим мир на рамена. Хотел воспеть, что рок вселенны В ее деснице заключен, Что все породы съединенны Пред мужеством ее — суть тлен; Что все обширные державы, Какие в древности цвели, Ни силой, ни сияньем славы Сравниться с нею не могли. Ударил по струнам перстами — И гром от них пошел с огнем. Казалось, двигну я горами, На тигров наложу ярем… Но вдруг кадило опустилось, Амуры резвые на луг, Меня обстали, привалились И лиру вырвали из рук. Потом крылами заплескали Сии малюточки-божки, Вспорхнули вверх, захохотали, Вились гирляндой и в кружки, Струнами бренькали — и, лиру На ленте опустивши мне, По жидкому небес сафиру Помчались с смехом к вышине. Минуты только три продлился Тот феномен в моих глазах, В душе восторг не охладился, — Хвала отечеству в устах Опять, опять была готова, Но я едва коснулся струн, Уже не мог пропеть ни слова — Вмиг в сердце мне влетел перун. Влетел перун любовной страсти И к ранам рану приложил… Ах! и без этой злой напасти Я очень много желчи пил. Почто ж, амуры! вы забаву Находите в беде моей, Почто вы дали мне отраву К усугублению скорбей? Взаимность только украшает Любви терзания и яд; Меня же всюду ожидает Отказ, отчаяние, ад. Так, так, и мыслить мне не должно Отрады в муках получить: Увы! Целест уже неможно Одной любовию пленить. Власть симпатии и природы Теперь поверженна лежит; И се от жертвенника моды Оракул грозно мне гремит: «Астреи век не возвратится, Когда ценили лишь сердца, — Ведь просвещенным не годится Снимать с пастушек образца. Ты будь Кизляр-Агою {1} с рожи, Да будь в звездах, иль Крезом будь, Но Хлои, Тации пригожи Прицепят твой портрет на грудь. И разумом хоть Милитидом {2} Как капля в каплю будь похож, Но под фортуниным эгидом Жену прекрасную найдешь. А без сокровищ, без титула Ты будь лицом хоть Антиной, {3} Умом — Сократ, однак и стула, Не только кресел, год, другой От милых Дафн тебе случится С терпеньем бесполезным ждать». Ах! льзя ли ж мне надеждой льститься Мои страданья окончать? В моем лице обыкновенность, Отменности ни искры нет, И человеческую бренность На нем являет бренный цвет. Хоть прадеду за верну службу Царь-диво деревеньку дал, Но рок, не восхотевши дружбу Водить со мной, ее пожрал. Душой моею лишь владею И денег в рост не отдаю, К тому ж чин маленький имею, Не слишком сладко и пою. Так, так, и мыслить мне не должно Отрады в муках получить: Увы! Целест уже неможно Одной любовию пленить. Что ж делать? Клясть любовный пламень, Лить тайно слезы и вздыхать, Пока адептов чудный камень Мне не удастся отыскать Или пока игра случая Меня повыше не взведет. Приди ж, минута золотая! Гряди ко мне во цвете лет. Приди, о время преблаженно! Приди и право дай скорей Повергнуть сердце уязвленно К ногам владычицы моей; Дай право мне просить награды За страстный жар у алтаря, — За чувство сладкой сей отрады Я б не взял скиптра от царя. А ты, Пленира иль Милена! Не знаю, как тебя назвать, Котора мне определенна, Котору стал я обожать! Внемли из стороны безвестной, Клянусь земли и неба в слух, Что буду вечно я нелестный Тебе любовник, раб и друг. Когда ж по самую кончину С тобой мне должно розно жить, То я прошу, молю судьбину Мои дни горьки сократить: Уединеньем веселиться, Не видя близ себя друзей, Лишь может Тимон, что гордится Названием врага людей.