Вильгельм Кюхельбекер Поэты (О Дельвиг, Дельвиг!..)

О Дельвиг, Дельвиг! что награда И дел высоких, и стихов? Таланту что и где отрада Среди злодеев и глупцов? Стадами смертных зависть правит; Посредственность при ней стоит И тяжкою пятою давит Младых избранников харит. Зачем читал я их скрижали? Я отдыха своей печали Нигде, нигде не находил! Сычи орлов повсюду гнали; Любимцев таинственных сил Безумные всегда искали Лишить парения и крил. Вы, жертвы их остервененья, Сыны огня и вдохновенья, Мильтон, и Озеров, и Тасс! Земная жизнь была для вас Полна и скорбей и отравы; Вы в дальний храм безвестной славы Тернистою дорогой шли, Вы с жадностию в гроб легли. Но ныне смолкло вероломство: Пред вами падает во прах Благоговейное потомство; В священных, огненных стихах Народы слышат прорицанья Сокрытых для толпы судеб, Открытых взору дарованья! Что пользы?— Свой насущный хлеб Слезами грусти вы кропили; Вы мучились, пока не жили.

На небесах и для небес, До бытия миров и века, Всемощный, чистый бог Зевес Создал счастливца человека. Он землю сотворил потом В странах, куда низринул гром Свирепых, буйных великанов, Детей хаоса, злых Титанов. Он бросил горы им на грудь, Да не возмогут вновь тряхнуть Олимпа твердыми столпами, И их алмазными цепями К ядру земному приковал,— Но, благостный, он им послал В замену счастья, в утешенье Мгновенный призрак, наслажденье_,— И человек его узрел, И в призрак суетный влюбился; Бессмертный вдруг отяжелел, Забыл свой сладостный удел И смертным наземлю спустился! И ныне рвется он, бежит, И наслажденья вечно жаждет, И в наслажденьи вечно страждет, И в пресыщении грустит!

Но, скорбию его смягченный, Сам Кронион, отец вселенны, Низводит на него свой взор, Зовет духов — высокий хор, Зовет сынов своих небесных Поющих звук нектарных чаш В пеанах мощных и прелестных, Поющих мир и жребий наш:, И рок, и гнев эринний строгий, И вечный ваш покой — о боги! Все обступают светлый трон Веселой, пламенной толпою,— И небо полно тишиною, И им вещает Кронион: «Да внемлет в страхе все творенье: Реку — судеб определенье, Непременяемый закон! В страстях и радостях минутных Для неба умер человек, И будет дух его вовек Раб персти, раб желаний мутных, И только есть ему одно От жадной гибели спасенье, И вам во власть оно дано: Так захотело провиденье! Когда избранники из вас, С бессмертным счастьем разлучась, Оставят жребий свой высокий, Слетят на смертных шар далекий И, в тело смертных облачась, Напомнят братьям об отчизне_, Им путь укажут к полной жизни: Тогда, с прекрасным примирен, Род смертных будет искуплен!»

И всколебался сонм священный, И начали они слетать И об отчизне сокровенной Народам и векам вещать.

Парят Поэты над землею, И сыплют на нее цветы, И водят граций за собою,— Кругом их носятся мечты Эфирной, легкою толпою. Они веселий не бегут; Но, верны чистым вдохновеньям, Ничтожным, быстрым наслажденьям Они возвышенность дают. Цари святого песнопенья! В объятьях даже заблужденья Не забывали строгих дев: Они страшились отверженья, Им был ужасен граций гнев! Под сенью сладостной прохлады За чашей пел Анакреон; Он пел тебя, о Купидон, Твои победы и награды! И древним племенам Эллады — Без прелести, без красоты — Уже не смел явиться ты. Он пел вино — и что же? Греки Не могут уж, как скифы, пить; Не могут в бешенстве пролить Вина с реками крови реки! Да внемлют же Поэтам веки!

Ты вечно будешь их учить — Творец грядущих дарований, Вселенная картин и знаний, Всевидец душ, пророк сердец — Гомер,— божественный певец! В не связанной ничем свободе Ты всемогущий чародей, Ты пишешь страсти и людей И возвращаешь нас Природе Из светских, тягостных цепей. Вас вижу, чада Мельпомены: Ты вождь их, сумрачный Эсхил, О жрец ужасных оных сил, Которые казнят измены, Карают гнусную любовь И мстят за пролитую кровь. В руке суровой Ювенала Злодеям грозный бич свистит И краску гонит с их ланит, И власть тиранов задрожала. Я слышу завыванье бурь: И се в одежде из тумана Несется призрак Оссиана!— Покрыта мрачная лазурь Над ним немыми облаками. Он страшен дикими мечтами; Он песней в душу льет печаль; Он душу погружает в даль Пространств унылых, замогильных! Но раздается резкий звук: Он славит копий бранный стук И шлет отраду в сердце сильных. А вы — благословляю вас, Святые барды Туискона! И пусть без робкого закона По воле ваша песнь лилась; Вы говорили о высоком; Вы обнимали быстрым оком И жизнь земли, и жизнь небес; Вы отирали токи слез С ланит гонимого пороком! Тебе, души моей Поэт, Тебе коленопреклоненье, О Шиллер, скорбных утешенье, Во мне ненастья тихий свет! В своей обители небесной Услышь мой благодарный глас! Ты был мне всё, о бард чудесный, В мучительный, тяжелый час, Когда я говорил, унылый: «Летите, дни! вы мне немилы!»

Их зрела и святая Русь — Певцов и смелых и священных, Пророков истин возвышенных! О край отчизны,— я горжусь! Отец великих, Ломоносов, Огонь средь холода и льдин, Полночных стран роскошный сын! Но ты — единственный философ, Державин, дивный исполин,— Ты пройдешь мглу веков несметных, В народах будешь жить несчетных — И твой питомец, Славянин, Петром, Суворовым, тобою Великий в храме бытия, С своей бессмертною судьбою, С делами громкими ея — Тебя похитит у забвенья! О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья? Бессмертие равно удел И смелых, вдохновенных дел, И сладостного песнопенья! Так! не умрет и наш союз, Свободный, радостный и гордый, И в счастье и в несчастье твердый, Союз любимцев вечных муз! О вы, мой Дельвиг, мой Евгений! С рассвета ваших тихих дней Вас полюбил небесный Гений! И ты — наш юный Корифей,— Певец любви, певец Руслана! Что для тебя шипенье змей, Что крик и Филина и Врана?— Лети и вырвись из тумана, Из тьмы завистливых времен. О други! песнь простого чувства Дойдет до будущих племен — Весь век наш будет посвящен Труду и радостям искусства; И что ж? пусть презрит нас толпа: Она безумна и слепа!

1820