Сергей Марков Сусанин

Поет синеволосая зима Под окнами сусанинской светлицы… Приснились — золотая Кострома, Колокола Ипатьевской звонницы.

Трещат лучины ровные пучки, Стучит о кровлю мерзлая береза. Всю ночь звенят запечные сверчки, И лопаются бревна от мороза.

А на полу под ворохом овчин Кричат во сне похмельные гусары — И ляхи, и оборванный немчин, И черные усатые мадьяры.

«Добро… Пойдем… Я знаю верный путь». Сусанин будит толстого немчина… И скоро кровью обольется грудь, И скоро жизнь погаснет, как лучина.

«Прощайте, избы, мерзлые луга, И темный пруд в серебряной оправе… Сколь радостно идти через снега Навстречу смерти, подвигу и славе...»

Блестят пищалей длинные стволы, А впереди, раскинувшись, как полог, Дыханьем снега, ветра и смолы Гостей встречает необъятный волок.

Сверкает ледяная бахрома. Сусанин смотрит зоркими глазами На полдень, где укрылась Кострома За древними брусничными лесами.

И верная союзница — метель По соснам вдруг ударила с размаху. «Скорей стели мне свежую постель, Не зря надел я смертную рубаху...»

И почему-то вспомнил тут старик Свой теплый кров… «Оборони, владыко: Вчера забыл на лавке кочедык И золотое липовое лыко.

И кочедык для озорных затей Утащат неразумные ребята. Ленился, грешник, не доплел лйтей, Не сколотил дубового ушата...»

Остановились ляхи и немчин… Нет ни бахвальства, ни спесивой власти, Когда глядят из-под людских личин Звериные затравленные пасти.

И вздрогнул лес, и засветился снег, Далеким звоном огласились дали, И завершился стариковский век Причастьем крови и туманной стали.

… Страна могуча, и народ велик, И для народа лучшей нет награды, Когда безвестный костромской мужик Бессмертен, как предания Эллады.

Его душа — в морях спокойных нив, В простой красе природы полудикой, Где Судиславль и тихий Кологрив, Где дышит утро медом и брусникой.

Горжусь, что золотая Кострома И у моей звенела колыбели, В просторах, где лесные терема Встают навстречу солнцу и метели.

1943