Владимир Маяковский Чудеса!

Как днище бочки, правильным диском стояла луна над дворцом Ливадийским. Взошла над землей и пошла заливать ее, и льется на море, на мир, на Ливадию. В царевых дворцах — мужики-санаторники. Луна, как дура, почти в исступлении, глядят глаза блинорожия плоского в афишу на стенах дворца: «Во вторник выступление

товарища Маяковского

*

».

Сам самодержец, здесь же, рядом, гонял по залам и по биллиардам. И вот, где Романов дулся с маркёрами, шары ложа? под свитское ржание, читаю я крестьянам о форме стихов — и о содержании. Звонок. Луна отодвинулась тусклая, и я, в электричестве, стою на эстраде. Сидят предо мною рязанские, тульские, почесывают бороды русские, ерошат пальцами русые пряди, Их лица ясны, яснее, чем блюдце, где надо — хмуреют, где надо — смеются. Пусть тот, кто Советам не знает це? ну, со мною станет от радости пьяным: где можно еще читать во дворце — что? Стихи! Кому? Крестьянам! Такую страну и сравнивать не с чем, — где еще мыслимы подобные вещи?! И думаю я обо всем, как о чуде. Такое настало, а что еще будет! Вижу: выходят после лекции два мужика слоновьей комплекции. Уселись вдвоем под стеклянный шар, и первый второму заметил: — Мишка, оченно хороша — эта последняя была рифмишка. — И долго еще гудят ливадийцы на желтых дорожках, у синей водицы. 1927 г.