Алексей Мерзляков Гимн Непостижимому

К Тебе я духом возвышаюсь, Первоначальная Вина! Источник вечный жизни, света! Пред Кем парящий разум мой Едино только изумленье, А чувства сердца моего Едина только благодарность. Непостижимый! Кто дерзнет, Во прахе смертности живущий, Твое величие обнять? Но — Ты Отец наш! — Ты позволил Дивиться благости Твоей!

Когда я в сладком восхищеньи Дерзаю мыслить о Тебе, Я сам кажусь непостижимым. Ты в тайне сердца моего Скрыл сущности Твоей все тайны, И невмещаемый в мирах Вместил Себя — для слабых смертных, В небесном чувствии добра, В надежде радостной безсмертья! Природа — Твой гиероглиф; Так! Каждый света луч приносит Благословенье нам Твое.

Кто смеет положить пределы И круг и дни Твоим делам? Могла ль всесовершенна Благость, Могла ль не действовать когда? Пусть чада вечности сокрытой, Пусть веки сотрясут свой сон, И станут, и рекут пред нами: «Мы зрели первый жизни луч!» Отец! Наш мир тогда создался, Как стали чувствовать Тебя И разуметь Твои щедроты. Твой мир для нас непостижим.

В таинственном судеб чертоге И жизнь и смерть служа Тебе, Согласно держат цепь творений. Огонь, обнявший светлу твердь, Ревущи воды в темных безднах В потопе, трусе и громах, Все Богу благости покорно. В пространном царстве бытия Недвижность держится движеньем, Нетленность тленностью цветет, В пременах скрыто постоянство, И единица — в числах тем.

От трона Твоего, как искры, Мелькая в мраке пустоты, Лиются солнцы безпрестанно, И новы множатся миры, Как духи, окрест пред Тобою. Безбрежной жизни океан Волнуясь под Твоей рукою, Вдруг кажет гроб и колыбель. Ты промыслом Твоим всесильным На безконечность распрострись, Единой мыслью сопрягаешь Начала, средства и конец.

Не Ты ли держишь, Несказанный! И нравственный, чудесный мир? Твою велику мысль и волю Словами пламенными нам Везде природа начертала; Любовь Божественна сошла, И сердцу их истолковала, И встали царства средь пустынь. Жезл пастыря нарекся — скипетр, И холм семейственный — престол. Отец в царя преобразился, А царь — в подобие Твое!

Подобно грозным исполинам, Сии моральные миры, Народы, племена и царства Восходят на лице земли! Ты их питаешь, движешь, славишь; Ты судишь мир, Ты судишь брань. Речешь — как тени исчезают; Воззришь — и снова оживут. Цветут, созреют и увянут, Когда Ты соберешь с них плод. Парит дух сильный разрушенья И сеет зерна бытия!

Великий Боже! что есть смертный? В преступной дерзости своей, Мечтает он с небес похитить Сей дивный мирозданья план, В Твоем сокрытый разуменьи. Не выше ль наших слабых сил Тебе в самих себе дивиться; Тебя в самих себе искать Не есть ли вечность наслаждений? Рабы мечтаний и сует! Мы ищем там, где Ты таинствен, Иль там, где нет Тебя для нас…

Единой благостью приближен Ко смертному Безсмертный Ты. Что человек без ней? — Ничтожность! Беднее нечто, чем ничто! Когда слепыя заблужденья, Исчадья гордости его, Творят сей мир пустыней бедствий, Тираном — Бога; злом — добро; Огнем могильным — здравый разум; Когда, как в паутине червь, Я померкаю и томлюся В своих же собственных сетях,

Тогда блеснет небесна благость, И сердцу придает крыле, Парить туда, где ум не может, И бедный смертный, прах земный, Во свете ангелов сияет, И в братском хоре их цветет, И с ними съединяет руки В цепи Божественной любви, Из мира к миру распростертой, И от небес на небеса! Тогда, Творец и мир оправдан, Тогда во мне и в мире рай!

Тогда — благая непостижность, Я чувствую, дышу Тобой, И жизни день — и нощь могилы, Тогда все светло для меня! Чего, чего страшиться боле? Пускай жестокий рок совьет В руках своих неутомимых Удельный свиток наших дней; Пусть кровь творения, движенье, Замерзнет в жилах вещества, И пульс всеобщий прекратится, И все покроет мертвый сон.

Но Ты велишь — и вечность снова Объимет и пробудит все! Тогда возстанет, как светило, Твоя пред нами правота; И мрак-прошедшаго вечерний, И будущего ранний свет В единый полдень превратятся, В зерцало славы Твоея. Тогда падет сей мир ничтожный, Как в безпредельном поле цвет, С котораго минута жизни Сбирала небу фимиам.

Сочти, сочти моей дни жизни, Скажи мне, Боже мой, когда Мой тихой кипарис надгробный Увидит сей великий день; И глас гармонии небесной Пробудит в гробе персть мою? Скажи! сынам, Тобой живущим, И смерть и радость есть одно: И смерть и радость — дар небесный Великой благости Твоей; Единый дар, в котором, Отче! Ты нам открыться восхотел…

1805