Алексей Мерзляков Вечер

Уж день бледнеющий скрывался В багряных западных странах, И мрак струями разливался На голубых небес полях. Почили бури, ветры рьяны На лоне бездн, в утесах гор; В морях волнуясь злато-рдяны, Являл багровый вечер взор. С светилом кротким дня прощаясь, На грудь Морфея опираясь, Во исступлении драгом Природа нежная молчала, Под кровом тишины дремала; И я, простившись с быстрым днем, С заботой алчной, суетами, Иду кровавый пот омыть, Горяще сердце прохладить Покоя сладкого струями. Иду под тихий, низкий кров, В мое жилье уединенно, Где дружба, простота, любовь Готовят счастье мне священно. Не роскошь, низких душ кумир, Не сонм утех, забав презренный, Не сладкогласны тоны лир Мои днесь члены отягчении К покою будут призывать: Улыбка дружества усердна, Спокойна совесть, чиста, верна, Мой рай, моих веселий мать. Весна прекрасною рукою Дерновый одр украсит мой, Труд дневный позовет к покою. Души моей тиран презлой, О скука, фурия надменна! Ты в час сей будешь умерщвленна, Иссякнет яд твой для меня! Но, ах! когда вещаю я! Почто горячие ручьями Стремятся слезы из очей И сердце томное с словами Трепещет во груди моей? Сие ли признак счастья, свойство? Таков, таков ли мой покой? Терплю в день муки, беспокойство, В ночь плакать я иду домой, В поту, в трудах, в заботах страшных Мне днем скучает солнца свет; А ночью сон в мечтах ужасных Мой скорбный дух терзает, рвет; Что ложе кроткое, смиренно Мое, слезами омоченно, Сие ль завидный жребий мой? И что ж тоски моей причина? Ах, мысль о родине драгой, Несчастий горестных пучина, Протекшие златые дни, Друзей возлюбленных лишенье — Вот лютое мое мученье! Вот скорби лишь мои одни! Шлем юности с меня срывая, Железны узы налагая, Мне время грозно говорит: «Ты в свет вступил! терпи несчастья И бодрствуй в бурные ненастья, Лей слезы, рвись, так рок велит. Склони хребет забот под бремя, Ищи ты редко счастья семя И на своей земле взращай, Себя и бурный свет познай!» Какой урок, судьба, премена Для нежных молодых сердец, Для коих юность драгоценна Была щит, мир, краса, венец! Для коих радость усмехалась, Природа нежна улыбалась, Для коих жизнь — приятный сон, Которы в сладком упоенье, В блаженном, ангельском забвенье Не знали к счастию препон; Не знали, что и их мечтанье Когда-нибудь пройдет, как дым, И что их милое стяжанье, Беспечность, улетит за ним? Но, ах! Сатурн свирепый, страшный Разит! — и под его косой Трещит столетний дуб, ужасный, И розы вянет жизнь драгой, И яры бездны исчезают, И малы реки иссякают; Разит, ломает, рвет — и младость, И наша младость так, как цвет, Поблекнет, вянет, пропадет; Исчезнет мир, спокойство, радость. Угрюма осень жизни злой, Шумяща влажными крылами, Лазурный горизонт над нами Покроет скучной, томной мглой. Ревущи тучи бед ужасных Примчит к нам время на крылах, Примчатся к нам заботы алчны, Чтобы терзать в своих когтях. Тогда-то случай дерзновенный Сорвет завесу с наших глаз, И в новый свет, нам неизвестный, Введет противу воли нас; Введет! — и роза, цвет прекрасный, Расти уж будет на песках,

И смертный, слабостью злосчастный Свой строит храм — на суетах! И я спокойством наслаждался, И для меня весна цвела, Невинной радостью питался, Природа мой покров была. Красой своей меня пленяя И тьмою уст ко мне вещая, Была учитель первый мой; Трясуща небеса громами И море покрывая мглой, Вещала будто бы словами: «Смотри, вот сила, власть моя!» Иль пламенны дожди лия, Иль бурных вод расторгнув цепи, Иль ветров льдистые заклепы, Или в грудях кремнистых гор, В кипящих адом безднах мрачных, Между стихий свирепых, страшных Всесильным перстом движа спор, И, вдруг раздрав гранитны скалы Иль взбросив горы к облакам, Горящие рекой кристаллы Из жерл проливши по лугам, С ужасным треском, шумом, громом Свершала казни над Содомом, Трясла от страха тьму веков — Вот месть против моих врагов! С ударом долу повергался И прах слезами растворял, С ударом чтить добро я клялся И мстящу руку лобызал. Мой глас по рощам раздавался, Природы в недрах отозвался, И мой закон запечатлен. Святая кротка добродетель, Спокойства нашего содетель! Тобой одной я был пленен: Сколь мог — хранить устав твой тщился, Где падал — слабость признавал, Другого осудить страшился, Простя себя — другим прощал. Мне жизнь была — цепь услаждений, А ты, возлюбленна страна, Небесных образцом селений, Была ты раем для меня!

Но, ах! всегда ль луга пестрятся Цветами нежныя весны? Всегда ли дерева гордятся, В зеленый цвет облечены? Не часто ль час иль миг единый Труд рушит множества веков? И ежели Сатурн несытый В плачевный, мрачный вид гробов Преобращает горды стены И царства, славой вознесенны, — То храмик счастья моего, На бурном море утвержденный, Из ломка льда сооруженный, Возмог ли снесть удар его? Воззрел! — строенье затрещало, Подвиглось, развалилось, пало, Всё случай злой с землей сровнял, И я — как будто счастлив вечно На свете здешнем не бывал; Иль будто в сне я скоротечном Мечтал о днях драгих, златых, Проснулся и — уж нету их. Луч юности драгой, прекрасной Исчез тогда передо мной, В пучине некоей я мрачной Бродил чуть с блещущей свечой; Там страсти лютые, несметны Змиев под видом разноцветных Шипели, ползая в цветах; В лазурных блещущих огнях Мне мира суеты блистали, Влекли к себе, меня пленяли, И, ах! угодно так судьбам, Я плену их поработился, Не внял родительским слезам, Друзей оставил — удалился, Летел за льстивою мечтой, Летел и не владел собой. Увы! кто мог сопротивляться Движеньям сердца своего? Кто с сердцем мог своим сражаться? Я мучусь, рвусь и — чту его! Оно влекло меня всей силой Досель из родины драгой; Теперь и в сей стране постылой Уж мучит, рвет мой дух тоской. Уже трекратно здесь цветами Пестрились горы и луга, Трекратно дерева плодами И муравой цвели брега. Но в общей радости согласной Не мог участвовать мой дух: Древа, цветы и воды ясны — Всё мрачно зрелось мне вокруг. Печаль, что сердце мне снедала, Казалось, весь пространный свет Собой наполнив, помрачала. Вот грусти моея предмет!

Священна тишина, спустися! Простри свой жезл в поля, в луга! Пусть сном вселенна осенится, Престанут волны бить в брега! Умолкнут бури разъяренны, В утесах гор запечатленны. Пусть всё под сенью рук твоих Заснет на лоне безмятежном, Пусть всё, кроме лишь мук моих! На столп опершись безнадежный, Что силен потрясти зефир, Могу ль иметь я в сердце радость, В унылой жизни — прежню сладость, В душе смущенной — тихий мир? И сон, несчастных утешитель, Отрада всех, благотворитель, И сладкий сон от глаз бежит, Светящих теплыми слезами, И между гордыми стенами Любимцев счастия блажит. Я не хочу их пышной доле Отсель завидовать отнюдь: Судеб покорен сильной воле, Сношу их дар — их грозный суд, Они беды ко мне послали И вместе утешеньем дали Мне слезы, силы рассуждать. О вечер сладостный, прелестный! Под сению твоей любезной, Оставив шумный, скучный град, Когда на лоно сна склонится Воззванный царь светил тобой, Мой дух смущенный устремится В пределы родины драгой. Тут вспомню о друзьях я милых, Об матери, отце моем И в мыслях мрачных и унылых Вздохну — и горьких слез ручьем Я чувства сердца обнаружу. Ты во цветы вливаешь душу, Во перлах слез, в росе живой: Я током слез моих омою Растерзанную грудь тоскою, И оживлю в ней — мир драгой.

1797