Борис Пастернак Двадцать строф с предисловием

Графленая в линейку десть! Вглядись в ту сторону, откуда Нахлынуло все то, что есть, Что я когда-нибудь забуду. Отрапортуй на том смотру. Ударь хлопьшкою округи. Будь точно роща на юру, Ревущая под ртищем вьюги. Как разом выросшая рысь, Bсмотрись во все, что спит в тумане, А если рысь слаба вниманьем, То пристальней еще всмотрись. Одна оглядчивость пространства Хотела от меня поэм. Одна она ко мне пристрастна, Я только ей не надоем. Когда, снуя на задних лапах, Храпел и шерсть ерошил снег, Я вместе с далью падал на пол И с нею ввязывался в грех. По барабанной перепонке Несущихся, как ты, стихов Суди, имею ль я ребенка, Равнина, от твоих пахов? Я жил в те дни, когда на плоской Земле прощали старикам, Заря мирволила подросткам И вечер к славе подстрекал. Когда, нацелившись на взрослых, Сквозь дым крупы, как сквозь вуаль, Уже рябили ружья в козлах И пухла крупповская сталь. По круглым корешкам старинных книг Порхают в искрах дымовые трубы. Нежданно ветер ставит воротник, И улица запахивает шубу.

Представьте дом, где пятен лишена И только шагом схожая с гепардом, В одной из крайних комнат тишина, Облапив шар, ложится под бильярдом. А рядом, в шапке крапчатой, декабрь Висит в ветвях на зависть акробату И с дерева дивится, как дикарь, Нарядам и дурачествам арбата. В часы, когда у доктора прием, Салон безмолвен, как салоп на вате. Мы колокольни в окнах застаем В заботе об отнявшемся набате. Какое-то ручное вещество Вертит хвостом, волною хлора зыблясь. Его в квартире держат для того, Чтоб пациенты дверью не ошиблись.

Профессор старше галок и дерев. Он пепельницу порет папиросой. Что в том ему, что этот гость здоров? Не суйся в дом без вызова и спросу. На нем манишка и сюртук до пят, Закашлявшись и, видимо, ослышась, Он отвечает явно невпопад: «Не нервничать и избегать излишеств». А после в вопль: «Я, право, утомлен! Вы про свое, а я сиди и слушай? А ежели вам имя легион? Попробуйте гимнастику и души».

И улица меняется в лице, И ветер машет вырванным рецептом, И пять бульваров мечутся в кольце, Зализывая рельсы за прицепом. И ночь горит, как старый банный сруб, Занявшийся от ерунды какой-то, Насилу побежденная к утру Из поданных бессонницей брандспойтов. Туман на щепки колет тротуар, Пожарные бредут за калачами, И стужа ставит чащам самовар Лучинами зари и каланчами. Вся в копоти, с чугунной гирей мги Синеет твердь и, вмиг воспламенившись, Хватает клубья искр, как сапоги, И втаскивает дым за голенища.

1947