Яков Полонский Гитана

Вот, Гитана идёт по базару И несёт за плечом, — за плечом, Позолоченным солнца лучом, На малиновой ленте гитару. На гитаре струна порвалась; На груди, как змея, чёрный локон колышется; На ходу тяжело ей, красавице, дышится… Чу!.. разносится звон… день погас…

Кто в Севилье не знает Гитаны, С влажным блеском её черных глаз! Кто не слышал её в поздний час, Когда блещут огни и фонтаны? В те далёкие дни — алтари Воздвигались любви, — каждый юноша, каждая Молодая невеста, взаимности жаждая, Не должны были спать до зари.

Чаще были ночные свиданья, Было больше таинственных чар, Звонче был по ночам гул гитар, Слаще шёпот… В лампадном сиянии Полнолунья, душистых кудрей Пряди длинные ниже, всё ниже склонялися… И капризные цепи любви проверялися Прежде, чем их спаял Гименей.

Лишь Гитана могла бы едва ли Звать счастливца к балкону в свой дом, — Дом её был почти шалашом За оградой, где гряды копали, Да тянулись веревки с бельём… Но она веселее была и беспечнее Городских щеголих и, быть может, сердечнее, — Голосок её был с огоньком…

Она знала, что там под листвою, Где в прохладе, с закатом зари, У бассейна горят фонари, Где цветы дышат вечной весною, Где лохмотьям и серым плащам Не мешает и гранд своей пышной одеждою, — Без Гитаны с гитарой — одною надеждою Меньше светит наивным сердцам.

Отчего же с обычной эстрады Не слыхать её? Или больна? Или замужем? Или она Влюблена и не ищет услады В фимиаме горячих похвал? — Вдруг прошёл странный слух, далеко не таинственный: У Гитаны — любовник, — Дон-Педро, единственный, Кому бес богатеть помогал…

Помогал и в любви… Были слухи, Что, в дороге, ребёнком, он был Взять бандитами в плен, полюбил Удаль их, воспитался в их духе, С их согласья в Севилью сбежал, Завладел, по наследству от дяди, палатами, И нередко, от банды снабжённый дукатами, Втайне ей помогал и спасал…

Так о нём толковали в народе; Но — красавец, богач, фантазёр, Женских, пылких сердец милый вор, Он, на зло молодёжи, был в моде У вдовиц, — у больших мастериц Прикрывать ложью то, что зовут в свете тайною, — А Дон-Педро, владея удачей случайною, Не щадил ни знакомства, ни лиц…

Что-то девственное и вакхальное, То мгновенные вспышки зарниц Из-под длинных, как стрелы, ресниц, То порыв, то улыбка печальная, — Всё, что было от грубых страстей Далеко, как от хрипа воздушное пение, Всё, что было в Гитане и блеск и затмение, Не давало ему спать ночей…

И, конечно, Дон-Педро влюбился, Как влюблялись сатиры, когда Им на свете была череда Ликовать (вряд ли свет изменился!)… Он добился свидания с ней И увлек её… (дом её не был с перилами), И нарушил соблазн чародейными силами Тишину её светлых ночей.

Разлюбив, говорил он Гитане: — Без ума я от женщин… — грешно Их щадить, — клятвам верить — смешно! — Кобылица — и та на аркане Рвётся в степь; как её ни ласкай, Не желает она и за корм быть послушною Злой узде: так и ты, не кажись простодушною И притворно цепей не желай…

И Гитана во гневе не стала Упрекать его… Цепь порвалась… О! пусть думают, что продалась… Всё равно, — обаянье пропало… Красота её стала цветком, Ради прихоти сорванным или подкошенным, И, увы! добавляла молва, скоро брошенным… Значит, ей и позор нипочём…

Долго, долго Гитана блуждала, Как в чаду, — наконец поняла, Что одна её слава — прошла, Что — приходит другая… И стало Ей и страшно, и больно от ран, Наносимых ей в сердце: — никто соблазнителя Не винил, — честь её не нашла себе мстителя, — Значит, был обоюдный обман…

Так зачем же, голодная, злая, Загорелая, — словно несёт Ее буря, Гитана идёт На эстраду, вперёд сознавая, Что она никому не нужна! Но Гитану зовут и — Гитана решается… А струна, по струнам задевая, мотается… И ей чудится, — шепчет струна:

«У тебя, — она шепчет, — ни брата, Ни отца нет… и вся-то семья, Всё богатство — гитара твоя, Да теперь — рукоятка булата… О, Дон-Педро! уже никому Льстить не будет он, ночью гуляя с синьорами, — По утрам провожать их влюблёнными взорами, Чтоб они улыбались ему.

Думал он, ты уйдёшь и забудешь Его клятвы, как он их забыл; Он тебя никогда не любил, — А ты будешь любить, — вечно будешь!..» И вот, чудится ей, со струной Говорит она: «Это во сне мне приснилося, И не знаю сама я, как это случилося… Матерь Божия! — Нож был со мной…»

Она бредить, а всё ж за бесчестье Нанесла она страшный удар, Тот удар, что дворцы и базар Называют кровавою местью. На пиру был Дон-Педро, — домой Шел, посвистывая; на пути, ночью хмурою, Не узнал он Гитаны и назвал Лаурою,— Но, едва сжал ей локоть рукой,

Отшатнувшись, очнулась Гитана И вонзила в него лезвиё… Он без крика взглянул на неё Страшным взглядом — и грохнулся; рана Стала кровью пятнать мрамор плит… Постояв, завернулась Гитана в мантилию И ушла… — а по утру цирюльни Севилию Известили: Дон-Педро — убит!..

Вот и новая ночь: отворяют В окнах ставни, — из окон несёт Ароматами, — скоро блеснёт Серп луны… по аллеям блуждают Чьи-то тени… Чу! кто-то свистит… Шум шагов, голоса ей, встревоженной, слышатся Пряди кос, словно львиная грива, колышатся, — За плечами гитара дрожит.

Вот, пришла и встряхнула кудрями; Вот эстрада, — Гитана идёт… Что за чудо!.. Толпа вся встаёт, И её осыпают цветами, Рукоплещут… восторженный вой Голосов… И стоит она, бледная, щупая, Все ли струны?! — Ужели толпа эта глупая Поняла, кем убит милый мой?!