Вера Полозкова Гумилев

Милый Майкл, ты так светел; но безумие заразно. Не щадит и тех немногих, что казались так мудры. Ты велик, но редкий сможет удержаться от соблазна Бросить радостный булыжник в начинателя игры. Очень скоро твое слово ничего не будет весить; Так, боюсь, бывает с каждой из прижизненных икон. Ты ведь не перекричишь их; и тебя уже лет десять Как должно не быть на свете. Неприятно, но закон. Что такое бог в отставке? Всех давно уже распяли. Все разъехались по небу, разошлись на горний зов; Очень страшно не дождаться той одной фанатской пули, Рокового передоза, неисправных тормозов. Это все, что нужно людям, чтоб сказали «аллилуйя!», Чтоб раскаялись, прозрели и зажгли бы алтари. Чтоб толпа сказала – «Майкл, вот теперь тебя люблю я», Чтобы мир шептался скорбно о тебе недели три; Милый Майкл, это участь всех, кто Богом поцелован, Золотой венец пиара, шапка первой полосы. А пока ты жив – ты жертва, пожилой печальный клоун: Тыкать пальцами, кривиться, морщить глупые носы. Ну, ходи в очках да космах, при своих сердечных спазмах; Каково быть старой куклой? Дети делаются злей И с какого-то момента поднимают – только на смех; Время закругляться, Майкл, человек и мавзолей. Это, знаешь ли, последний и решающий экзамен; Лакмус; тест на профпригодность; главный одиночный бой. У тебя еще есть время что-то сделать с тормозами. И тогда я буду первой, кто заплачет над тобой.