Александр Ревич Квартира

Здесь дом, куда вовеки не войти мне, и двор, зажатый каменным каре, направо дверь… Что может быть интимней, чем полумрак подъезда в сентябре, когда лучи не достигают окон и лампочки не светят допоздна, а если дождь гремит по водостокам, и вовсе эта лестница темна? Шагнуть бы в эти сумерки и споро подняться по ступеням, а затем нырнуть в знакомый хаос коридора, где сундуки соседские вдоль стен, где на крюках висят велосипеды, салазки загораживают путь, где было все — и радости, и беды, которых, к сожаленью, не вернуть, хоть этот мир до жути узнаваем: хор перебранки в кухне, визг пилы, стук молотка, скрипучие полы — все это было коммунальным раем, теперь достойным всяческой хулы. Убогий быт, несчастная эпоха, но как ее теперь ни назови, все это было в дни царя Гороха порой надежд, печалей и любви.

1998