Евгений Рейн Истинный Новый год

Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль, К морозу поворот и новый год и множество ещё других забот. Держаться надо, надо в декабре, когда снега и сумрак во дворе, И за окном бесчинствует зима, держаться надо — не сойти с ума. И надо одеваться потеплей и надо возвращаться поскорей К себе домой, где греется обед и закрывает вас от всяких бед, Зимы и вьюги, тёплая жена, где все за вас и крик и тишина. И к двери осторожно подойдя, сказать себе минуту погодя, «Нет, рано ещё, рано, не пора». Зима, зима — ужасная пора. Шепнуть себе: «А скоро ли?» — «Едва ль». А между тем, поблизости февраль, И лёд уже слабеет на реке и ваш сосед выходит в пиджаке, И распаляясь говорит про то, — «Мол, хватит, будет, поносил пальто». Тут надо приготовиться всерьез, хотя трещит на улице мороз, И инеем карниз совсем оброс, зима крепка, как медный купорос. Но это только видимость одна. Вот парка отведёт с веретена Последние витки. Апрель, апрель вступает в календарную артель. Тут надо выйти в сад или в лесок, лучам подставить бледное лицо, Припомнить всё: Египет, Карфаген, Афины, Рим и этот зимний плен средь четырех своих коротких стен, где жили вы совсем без перемен, Но тает снег у чёрных башмаков и ясно вам становится каков невнятный запах прели и травы — в апреле вы жестоки и правы. Все ящики, шкапы и сундуки — вплоть до последней потайной доски раскрыты этим вечером. Конец, на веточке качается скворец. В последний раз ты за своим столом, в последний раз ты возвратился в дом, В последний раз пирог несёт жена, в стакане поперёк отражена, она уже покинута, она осталась с отражением одна. Закрой глаза и сделай первый шаг, теперь открой — пусть непонятно как ты очутился на чужлй земле, в чужом необитаемом селе, в огромных тошнотворных городах, в которых ты расцвёл, а не зачах - пусть непонятно как добрался ты, твои перемещения просты. От смерти к смерти, от любви к воде, от стрекозы на женском животе к чудовищу на сладостном холме, чьё тело в чешуе и бахроме. И далее к просторным островам, на берегу там высится вигвам, там дочь вождя, кино по вечерам, считаются года по деревам. И вот уже сосчитан целый лес. Изведаны утехи всех небес: забвенья сферы, облака тщеты и неба обнаженной красоты, душистой тучи праздного греха. Но эти сферы просто чепуха, в сравнении с другими, где душа пороку предаётся не греша, а познавая свет и благодать, которых никогда не разгадать. но в тридцать третьем небе есть порог, за коим веет зимний ветерок,

и мечется поземка и уже окно горит на третьем этаже. А это значит близится зима. А кто огонь зажёг — твоя жена. Похолодало. Завывает мрак. Ты понял всё, когда ты не дурак. Домой, домой, где печь, постель, cупы. Скорее тот порог переступи. Тут всё как было, точно как тогда — вот на столе обычная еда, а месяцы прошли или года, тут это не оставило следа. Пока небесный виден хоровод, в последний раз взгляни на небосвод, твоя звезда бледнея и дрожа, похожа на лучистого ежа, в морозной мгле уходит быстро вниз. Она тебя оставила — держись. В два миллиона зим идёт зима. Держаться надо — не сойти с ума. Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль.