Роберт Рождественский Сорок трудный год

Сорок трудный год. Омский госпиталь. Коридоры сухие и маркие. Шепчет старая нянечка: «Господи, До чего же артисты маленькие! »

Коридоры широкие, длинные. Мы почти растворяемся в них С балалайками, с мандолинами И с большими пачками книг.

Что в программе? В программе — чтение, Пара песен военных, «правильных»… Мы в палату тяжелораненных Входим с трепетом и почтением.

Двое здесь. Майор артиллерии С ампутированной ногой, В сумасшедшем бою под Ельней На себя принявший огонь.

На пришельцев глядит он весело… . И другой — до бровей забинтован, Капитан, таранивший «мессера» Три недели назад над Ростовом.

Мы вошли. Мы стоим в молчании. Вдруг срывающимся фальцетом Абрикосов Гришка отчаянно Объявляет начало концерта.

А за ним, не вполне совершенно, Но вовсю запевале внимая, О народной поем, о священной Так, как мы ее понимаем…

В ней Чапаев сражается заново, Краснозвездные мчатся танки. В ней шагают наши в атаки, А фашисты падают замертво.

Здесь чужое железо плавится, Здесь и смерть отступать должна… . И сказать бы по правде — нравится Нам такая война… .

Мы поем…. Только голос летчика Раздается, а в нем укор: «Погодите, постойте, хлопчики… . Погодите…. Умер майор… »

Балалайка всплакнула горестно, Торопливо, будто в бреду… . Вот и все о концерте в госпитале В том далеком военном году.