Борис Ручьев Девушка

По гудкам поднимаются руки на прощанье под первой звездой… Так за гордые годы разлуки улетело семьсот поездов.

На последний приду пассажиром и по взлету второго звонка распечатаю пачку «Памира», закурю и взгляну на закат.

Через версты и станции странствий, далеко в деревенском дому я скажу: — Незабытая, здравствуй!.. Бровью дрогну и шапку сниму.

Не спрошу даже, рада ль, не рада, как жила, как страдала тоской, оглянусь и спокойно присяду, смелый, каменный, весь городской.

Расскажу, как отдал я без горя жар лихой холостяцкой поры за Турксиб, за Аральское море, за высоты Магнитной горы, брал знамена своими руками, и под ними ходили друзья в города перекладывать камни, льды ломая и грозам грозя.

Только скажешь: — Орленок мой! Сильный! Прилетел ты, не опоздал, я сама по тебе не грустила, поджидала, как ждут поезда.

И напомнишь, немного робея, что, пожалуй, за тысячу дней были наши глаза голубее, а густые ресницы темней…

Хорошо! По вчерашнему следу всходит солнце и время летит. И куда ни пойду, ни поеду, горный город встает на пути.

1934