Юрий Ряшенцев Простор живого белого стиха...

Простор живого белого стиха, бескрайнего, как снег под Оренбургом иль поле летом – лишь ковыль, ковыль, неясный мир метелок серебристых, колышущийся, как вода в реке.

Я ничего на свете не умею. На удивленье. Только рифмовать. Ни умных рук завидная работа, ни точная работа головы – ничто в моей судьбе не получилось, лишь это: “путь – нибудь”, “заряд – подряд”, ну, там еще сомнительная рифма “покинутую – киноварью”. Все.

Да-да, я помню: ритмы, форма строф, гиперболы, сравнения, литоты – все это только средства для того, чтоб выразить страданье или радость, которые не выразит никто, а лишь поэт (простите, стихотворец), и этому нельзя, мол, научиться.

А надо ли? Народ считает: нет, хоть в этом и себе не признается.

Вот я себя и рифм лишил нарочно, чтобы свое безделье благозвучьем не украшать. А все одно: балбес!

Сейчас во двор спущусь я, где неделю стоит заглохший мой недвижный опель серебряной чумазой укоризной беспомощной профессии моей, и буду шарить безнадежным оком по белому безлюдному двору, куда, быть может, выйдет человек, рифмующий бесстыдно “мой” и “твой”, но что-то понимающий в моторе.

1976