Владимир Солоухин Уходило солнце в Журавлиху...

Уходило солнце в Журавлиху, Спать ложилось в дальние кусты, На церквушке маленькой и тихой Потухали медные кресты.

И тогда из дальнего оврага Вслед за стадом медленных коров Выплывала темная, как брага, Синева июльских вечеров.

Лес чернел зубчатою каймою В золоте закатной полосы, И цветок, оставленный пчелою, Тяжелел под каплями росы.

Зазывая в сказочные страны, За деревней ухала сова, А меня, мальчишку, слишком рано Прогоняли спать на сеновал.

Я смотрел, не сразу засыпая, Как в щели шевелится звезда, Как луна сквозь дырочки сарая Голубые тянет провода.

В этот час, обычно над рекою, Соловьев в окрестностях глуша, Рассыпалась музыкой лихою Чья-то беспокойная душа.

«Эх, девчонка, ясная зориночка, Выходи навстречу — полюблю! Ухажер, кленовая дубиночка, Не ходи к девчонке — погублю!»

И почти до самого рассвета, Сил избыток, буйство и огонь, Над округой царствовала эта Чуть хмельная, грозная гармонь.

Но однажды где-то в отдаленье, Там, где спит подлунная трава, Тихое, неслыханное пенье Зазвучало, робкое сперва,

А потом торжественней и выше К небу, к звездам, к сердцу полилось… В жизни мне немало скрипок слышать, И великих скрипок, довелось.

Но уже не слышал я такую, Словно то из лунности самой Музыка возникла и, ликуя, Поплыла над тихою землей,

Словно тихой песней зазвучали Белые вишневые сады… И от этой дерзости вначале Замолчали грозные лады.

Ну а после, только ляжет вечер, Сил избыток, буйство и огонь, К новой песне двигалась навстречу Чуть хмельная грозная гармонь.

И, боясь приблизиться, должно быть, Все вокруг ходила на басах, И сливались, радостные, оба В поединок эти голоса.

Ночи шли июльские, погожие, А в гармони, сбившейся с пути, Появилось что-то непохожее, Трепетное, робкое почти.

Тем сильнее скрипка ликовала И звала, тревожа и маня. Было в песнях грустного немало, Много было власти и огня.

А потом замолкли эти звуки, Замолчали спорщики мои, И тогда ударили в округе С новой силой диво-соловьи.

Ночь звездою синею мигала, Петухи горланили вдали. Разве мог я видеть с сеновала, Как межой влюбленные прошли,

Как, храня от утреннего холода,- Знать, душа-то вправду горяча — Кутал парень девушку из города В свой пиджак с горячего плеча.

1945-1951