Иван Суриков Цветы

В глуши

Внутри тюремного двора Перед стеной, сырой и мшистой, Согретый солнечным лучом, Расцвел весной цветок душистый.

Был пуст и тих широкий двор И мрачны каменные стены; За ними хмурый часовой Шагал и ждал, скучая, смены.

Порой в решетчатом окне Тень заключенного мелькала: Худое, бледное лицо К оконным стеклам припадало.

И взор потухших, впалых глаз, Как отблеск муки безнадежной, Бесцельно падал на цветок, Благоухающий и нежный.

Но разглядеть его красу Из-за решетки было трудно, А потускневшее стекло Не пропускало запах чудный.

Воздушный жаворонок, вверх Взлетев и рея в ярком свете, Порой невольно умолкал, Цветок лазоревый заметя.

Дрожал от радости цветок, Шепча: «Слети ко мне! слети же!» — И вниз слетал тогда певец, Чтобы узнать его поближе.

Но звон цепей, и стук ружья, И стон колодника больного Пугали робкого певца — И уносился ввысь он снова.

И скоро был им позабыт Цветок, томящийся в неволе, И пел он песнь другим цветам, Растущим вольно в чистом поле.

Дыханьем ветра на заре Цветок забытый не ласкало, И даже самая земля Ему давала соков мало.

Цветок бледнел — ив знойный день, Печальный, грустный, нелюдимый, В глуши тюремного двора Завял он, жаждою томимый.

На свободе

Зеленый луг, как чудный сад, Пахуч и свеж в часы рассвета. Красивых, радужных цветов На нем разбросаны букеты.

Росинки светлые на них Сверкают ярко, точно блестки. Целуют пчелы их и пьют Благоухающие слезки.

На том лугу один цветок Был всех душистей и прелестней; Летали ласточки над ним, И вился жаворонок с песней.

Им любовался мотылек, Его красою очарован, И соловей, царь всех певцов, Любовно был к нему прикован.

И тихо радовался он, Что люб он всем живым созданьям Прекрасным запахом своим И красок дивным сочетаньем.

Но вот пришел ученый муж, Искатель радостных растений. Заметя чудный тот цветок, Сорвал его без сожалений.

Расправил тихо лепестки, Расплюснул стебель, соком полный, И в книгу бережно вложил — И замер в ней цветок безмолвно.

Сбежали краски с лепестков, Их покрывавшие в излишке, И потерял он запах свой, Стал украшеньем умной книжки.

Зато, как лучший из цветов, Как редкость, в виде засушенном, Был для потомства сохранен Он любознательным ученым.

1876