Александр Твардовский Чья-то печка, чья-то хата...

Чья-то печка, чья-то хата, На дрова распилен хлев… Кто назябся — дело свято, Тому надо обогрев.

Дело свято — чья там хата, Кто их нынче разберет. Грейся, радуйся, ребята, Сборный, смешанный народ.

На полу тебе солома, Задремалось, так ложись. Не у тещи, и не дома, Не в раю, однако, жизнь.

Тот сидит, разувши ногу, Приподняв, глядит на свет. Всю ощупывает строго, — Узнает — его иль нет.

Тот, шинель смахнув без страху, Высоко задрав рубаху, Прямо в печку хочет влезть. — Не один ты, братец, здесь. — Отслонитесь, хлопцы. Темень… — Что ты, правда, как тот немец… — Нынче немец сам не тот.

— Ну, брат, он еще дает, Отпускает, не скупится… — Все же с прежним не сравнится, — Снял сапог с одной ноги. — Дело ясное, — беги!

— Охо-хо. Война, ребятки. — А ты думал! Вот чудак. — Лучше нет — чайку в достатке, Хмель — он греет, да не так.

— Это чья же установка Греться чаем? Вот и врешь. — Эй, не ставь к огню винтовку… — А еще кулеш хорош…

Опрокинутый истомой, Теркин дремлет на спине, От беседы в стороне. Так ли, сяк ли, Теркин дома, То есть — снова на войне…

Это раненым известно: Воротись ты в полк родной — Все не то: иное место И народ уже иной.

Прибаутки, поговорки Не такие ловит слух…

— Где-то наш Василий Теркин? — Это слышит Теркин вдруг.

Привстает, шурша соломой, Что там дальше — подстеречь. Никому он не знакомый — И о нем как будто речь.

Но сквозь шум и гам веселый, Что кипел вокруг огня, Вот он слышит новый голос: — Это кто там про меня?.

— Про тебя? — Без оговорки Тот опять: — Само собой. — Почему? — Так я же Теркин.

Это слышит Теркин мой.

Что-то странное творится, Непонятное уму. Повернулись тотчас лица Молча к Теркину. К тому.

Люди вроде оробели: — Теркин — лично? — Я и есть. — В самом деле? — В самом деле. — Хлопцы, хлопцы, Теркин здесь!

— Не свернете ли махорки? — Кто-то вытащил кисет. И не мой, а тот уж Теркин Говорит: — Махорки? Нет.

Теркин мой — к огню поближе, Отгибает воротник. Поглядит, а он-то рыжий — Теркин тот, его двойник.

Если б попросту махорки Теркин выкурил второй, И не встрял бы, может, Теркин, Промолчал бы мой герой.

Но, поскольку водит носом, Задается человек, Теркин мой к нему с вопросом: — А у вас небось «Казбек»?

Тот помедлил чуть с ответом: Мол, не понял ничего. — Что ж, трофейной сигаретой Угощу. — Возьми его!

Видит мой Василий Теркин — Не с того зашел конца. И не то чтоб чувством горьким Укололо молодца, —

Не любил людей спесивых, И, обиду затая, Он сказал, вздохнув лениво: — Все же Теркин — это я…

Смех, волненье. — Новый Теркин! — Хлопцы, двое… — Вот беда… — Как дойдет их до пятерки, Разбудите нас тогда.

— Нет, брат, шутишь, — отвечает Теркин тот, поджав губу, — Теркин — я.

— Да кто их знает, — Не написано на лбу.

Из кармана гимнастерки Рыжий — книжку: — Что ж я вам…

— Точно: Теркин… — Только Теркин Не Василий, а Иван.

Но, уже с насмешкой глядя, Тот ответил моему:

— Ты пойми, что рифмы ради Можно сделать хоть Фому.

Этот выдохнул затяжку: — Да, но Теркин-то — герой.

Тот шинелку нараспашку: — Вот вам орден, вот другой, Вот вам Теркин-бронебойщик, Верьте слову, не молве. И машин подбил я больше — Не одну, а целых две…

Теркин будто бы растерян, Грустно щурится в огонь. — Я бы мог тебя проверить, Будь бы здесь у нас гармонь.

Все кругом: — Гармонь найдется, Есть у старшего. — Не тронь. — Что не тронь? — Смотри, проснется… — Пусть проснется. — Есть гармонь!

Только взял боец трехрядку, Сразу видно: гармонист. Для началу, для порядку Кинул пальцы сверху вниз.

И к мехам припал щекою, Строг и важен, хоть не брит, И про вечер над рекою Завернул, завел навзрыд…

Теркин мой махнул рукою: — Ладно. Можешь, — говорит, — Но одно тебя, брат, губит: Рыжесть Теркину нейдет.

— Рыжих девки больше любят, — Отвечает Теркин тот.

Теркин сам уже хохочет, Сердцем щедрым наделен. И не так уже хлопочет За себя, — что Теркин он.

Чуть обидно, да приятно, Что такой же рядом с ним. Непонятно, да занятно Всем ребятам остальным.

Молвит Теркин: — Сделай милость, Будь ты Теркин насовсем. И пускай однофамилец Буду я...;

А тот: — Зачем?.

— Кто же Теркин? — Ну и лихо!.. —

Хохот, шум, неразбериха… Встал какой-то старшина Да как крикнет: — Тишина!

Что вы тут не разберете, Не поймете меж собой? По уставу каждой роте Будет придан Теркин свой,

Слышно всем? Порядок ясен? Жалоб нету? Ни одной? Разойдись!

И я согласен С этим строгим старшиной. Я бы, может быть, и взводам Придал Теркина в друзья…

Впрочем, все тут мимоходом К разговору вставил я.

1945