Александр Твардовский Два солдата

В поле вьюга-завируха, В трех верстах гудит война. На печи в избе старуха, Дед-хозяин у окна.

Рвутся мины. Звук знакомый Отзывается в спине. Это значит — Теркин дома, Теркин снова на войне.

А старик как будто ухом По привычке не ведет. — Перелет! Лежи, старуха.— Или скажет: — Недолет…

На печи, забившись в угол, Та следит исподтишка С уважительным испугом За повадкой старика,

С кем жила — не уважала, С кем бранилась на печи, От кого вдали держала По хозяйству все ключи.

А старик, одевшись в шубу И в очках подсев к столу, Как от клюквы, кривит губы — Точит старую пилу.

— Вот не режет, точишь, точишь, Не берет, ну что ты хочешь!..— Теркин встал: — А может, дед, У нее развода нет?

Сам пилу берет: — А ну-ка… — И в руках его пила, Точно поднятая щука, Острой спинкой повела.

Повела, повисла кротко. Теркин щурится: — Ну, вот. Поищи-ка, дед, разводку, Мы ей сделаем развод.

Посмотреть — и то отрадно: Завалящая пила Так-то ладно, так-то складно У него в руках прошла.

Обернулась — и готово. — На-ко, дед, бери, смотри. Будет резать лучше новой, Зря инструмент не кори.

И хозяин виновато У бойца берет пилу. — Вот что значит мы, солдаты, Ставит бережно в углу.

А старуха: — Слаб глазами. Стар годами мой солдат. Поглядел бы, что с часами, С той войны еще стоят…

Снял часы, глядит: машина, Точно мельница, в пыли. Паутинами пружины Пауки обволокли.

Их повесил в хате новой Дед-солдат давным-давно: На стене простой сосновой Так и светится пятно.

Осмотрев часы детально,— Все ж часы, а не пила,— Мастер тихо и печально Посвистел: — Плохи дела…

Но куда-то шильцем сунул, Что-то высмотрел в пыли, Внутрь куда-то дунул, плюнул, Что ты думаешь,— пошли!

Крутит стрелку, ставит пятый, Час — другой, вперед — назад. — Вот что значит мы, солдаты.— Прослезился дед-солдат.

Дед растроган, а старуха, Отслонив ладонью ухо, С печки слушает: — Идут! — Ну и парень, ну и шут…

Удивляется. А парень Услужить еще не прочь. — Может, сало надо жарить? Так опять могу помочь.

Тут старуха застонала: — Сало, сало! Где там сало…

Теркин: — Бабка, сало здесь. Не был немец — значит, есть!

И добавил, выжидая, Глядя под ноги себе: — Хочешь, бабка, угадаю, Где лежит оно в избе?

Бабка охнула тревожно. Завозилась на печи. — Бог с тобою, разве можно… Помолчи уж, помолчи.

А хозяин плутовато Гостя под локоть тишком: — Вот что значит мы, солдаты, А ведь сало под замком.

Ключ старуха долго шарит, Лезет с печки, сало жарит И, страдая до конца, Разбивает два яйца.

Эх, яичница! Закуски Нет полезней и прочней. Полагается по-русски Выпить чарку перед ней.

— Ну, хозяин, понемножку, По одной, как на войне. Это доктор на дорожку Для здоровья выдал мне.

Отвинтил у фляги крышку: — Пей, отец, не будет лишку. Поперхнулся дед-солдат. Подтянулся: — Виноват!..

Крошку хлебушка понюхал. Пожевал — и сразу сыт.

А боец, тряхнув над ухом Тою флягой, говорит: — Рассуждая так ли, сяк ли, Все равно такою каплей Не согреть бойца в бою. Будьте живы! — Пейте. — Пью…

И сидят они по-братски За столом, плечо в плечо. Разговор ведут солдатский, Дружно спорят, горячо.

Дед кипит: — Позволь, товарищ. Что ты валенки мне хвалишь? Разреши-ка доложить. Хороши? А где сушить?

Не просушишь их в землянке, Нет, ты дай-ка мне сапог, Да суконные портянки Дай ты мне — тогда я бог!

Снова где-то на задворках Мерзлый грунт боднул снаряд. Как ни в чем — Василий Теркин, Как ни в чем — старик солдат.

— Эти штуки в жизни нашей,— Дед расхвастался,— пустяк! Нам осколки даже в каше Попадались. Точно так. Попадет, откинешь ложкой, А в тебя — так и мертвец.

— Но не знали вы бомбежки, Я скажу тебе, отец.

— Это верно, тут наука, Тут напротив не попрешь. А скажи, простая штука Есть у вас? — Какая? — Вошь.

И, макая в сало коркой, Продолжая ровно есть, Улыбнулся вроде Теркин И сказал: — Частично есть…

— Значит, есть? Тогда ты — воин, Рассуждать со мной достоин. Ты — солдат, хотя и млад. А солдат солдату — брат.

И скажи мне откровенно, Да не в шутку, а всерьез. С точки зрения военной Отвечай на мой вопрос. Отвечай: побьем мы немца Или, может, не побьем?

— Погоди, отец, наемся, Закушу, скажу потом.

Ел он много, но не жадно, Отдавал закуске честь, Так-то ладно, так-то складно, Поглядишь — захочешь есть.

Всю зачистил сковородку, Встал, как будто вдруг подрос, И платочек к подбородку, Ровно сложенный, поднес. Отряхнул опрятно руки

И, как долг велит в дому, Поклонился и старухе И солдату самому. Молча в путь запоясался, Осмотрелся — все ли тут? Честь по чести распрощался, На часы взглянул: идут! Все припомнил, все проверил, Подогнал и под конец Он вздохнул у самой двери И сказал: — Побьем, отец…

В поле вьюга-завируха, В трех верстах гремит война. На печи в избе — старуха. Дед-хозяин у окна.

В глубине родной России, Против ветра, грудь вперед, По снегам идет Василий Теркин. Немца бить идет.

1943