Александр Твардовский В ночь, как все, старик с женой...

В ночь, как все, старик с женой Поселились в яме. А война — не стороной, Нет, над головами.

Довелось под старость лет: Ни в пути, ни дома, А у входа на тот свет Ждать в часы приема.

Под накатом из жердей, На мешке картошки, С узелком, с горшком углей, С курицей в лукошке…

Две войны прошел солдат Целый, невредимый. Пощади его, снаряд, В конопле родимой!

Просвисти над головой, Но вблизи не падай, Даже если ты и свой, — Все равно не надо!

Мелко крестится жена, Сам не скроешь дрожи! Ведь живая смерть страшна И солдату тоже.

Стихнул грохот огневой С полночи впервые. Вдруг — шаги за коноплей. — Ну, идут… немые…

По картофельным рядам К погребушке прямо. — Ну, старик, не выйти нам Из готовой ямы.

Но старик встает, плюет По-мужицки в руку, За топор — и наперед: Заслонил старуху.

Гибель верную свою, Как тот миг ни горек, Порешил встречать в бою, Держит свой топорик.

Вот шаги у края — стоп! И на шубу глухо Осыпается окоп. Обмерла старуха.

Все же вроде как жива, — Наше место свято, — Слышит русские слова: — Жители, ребята?.

— Детки! Родненькие… Детки!.. Уронил топорик дед. — Мы, отец, еще в разведке, Тех встречай, что будут вслед.

На подбор орлы-ребята, Молодец до молодца. И старшой у аппарата, — Хоть ты что, знаком с лица.

— Закурить? Верти, папаша.- Дед садится, вытер лоб. — Ну, ребята, счастье ваше — Голос подали. А то б…

И старшой ему кивает: — Ничего. На том стоим. На войне, отец, бывает — Попадает по своим.

— Точно так. — И тут бы деду В самый раз, что покурить, В самый раз продлить беседу: Столько ждал! — Поговорить.

Но они спешат не в шутку. И еще не снялся дым… — Погоди, отец, минутку, Дай сперва освободим…

Молодец ему при этом Подмигнул для красоты, И его по всем приметам Дед узнал: — Так это ж ты!

Друг-знакомец, мастер-ухарь, С кем сидели у стола. Погляди скорей, старуха! Узнаешь его, орла?

Та как глянула: — Сыночек! Голубочек. Вот уж гость. Может, сала съешь кусочек, Воевал, устал небось?

Смотрит он, шутник тот самый: — Закусить бы счел за честь, Но ведь нету, бабка, сала? — Да и нет, а все же есть…

— Значит, цел, орел, покуда. — Ну, отец, не только цел: Отступал солдат отсюда, А теперь, гляди, кто буду, — Вроде даже офицер.

— Офицер? Так-так. Понятно, — Дед кивает головой.- Ну, а если… на попятный, То опять как рядовой?.

— Нет, отец, забудь. Отныне Нерушим простой завет: Ни в большом, ни в малом чине На попятный ходу нет.

Откажи мне в черствой корке, Прогони тогда за дверь. Это я, Василий Теркин, Говорю. И ты уж верь.

— Да уж верю! Как получше, На какой теперь манер: Господин, сказать, поручик Иль товарищ, офицер?

— Стар годами, слаб глазами, И, однако, ты, старик, За два года с господами К обращению привык…

Дед — плеваться, а старуха, Подпершись одной рукой, Чуть склонясь и эту руку Взявши под локоть другой, Все смотрела, как на сына Смотрит мать из уголка.

— 3акуси еще, — просила, — Закуси, поешь пока… И спешил, а все ж отведал, Угостился, как родной… Табаку отсыпал деду И простился.

— Связь, за мной! — И уже пройдя немного, — Мастер памятлив и тут, — Теркин будто бы с порога Про часы спросил:

— Идут? — Как не так! — и вновь причина Бабе кинуться в слезу.

— Будет, бабка! Из Берлина Двое новых привезу.

1945