Павел Васильев Строителю Евгении Стэнман

Осыпаются листья, Евгения Стэнман, пора мне Вспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора. Не осталось от замка Тамары камня на камне, Не хватило у осени листьев и золотого пера.

Старых книг не хватило на полках, чтоб перечесть их, Будто б вовсе не существовал Майн Рид; Та же белая пыль, та же пыльная зелень в предместьях, И еще далеко до рассвета, еще не погас и горит На столе у тебя огонек. Фитили этих ламп обгорели, И калитки распахнуты, и не повстречаешь тебя. Неужели вчерашнее утро шумело вчера, неужели Шел вчера юго-западный ветер, в ладони трубя?

Эти горькие губы так памятны мне, и похоже, Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои; И едва прикоснешься к прохладному золоту кожи, — В самом сердце пустынного сада гремят соловьи.

Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Над ними То же старое небо и тот же полет облаков. Так прости, что я вспомнил твое позабытое имя И проснулся от стука веселых твоих каблучков. Как мелькали они, когда ты мне навстречу бежала, Хохоча беспричинно, и как грохотали потом Средь тифозной весны и обросших снегами привалов, Под расстрелянным знаменем, под перекрестным огнем.

Сабли косо взлетали и шли к нам охотно в подруги. Красногвардейские звезды не меркли в походах, а ты Все бежала ко мне через смерть и тяжелые вьюги, Отстраняя штыки часовых и минуя посты…

Я рубил по погонам, я знал, что к тебе прорубаюсь, К старым вишням, к окну и к ладоням горячим твоим,

Я коня не зануздывал больше, я верил, бросаясь Впереди эскадрона на пулеметы, что возвращусь невредим.

И в теплушке, шинелью укутавшись, слушал я снова, Как сквозь сон, сквозь снега, сквозь ресницы гремят соловьи. Мне казалось, что ты еще рядом, и понято все с полуслова, Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои.

Я готов согласиться, что не было чаек над пеной, Ни веселой волны, что лодчонку волной унесло. Что зрачок твой казался мне чуточку меньше вселенной, Неба не было в нем — впереди от бессонниц светло.

Я готов согласиться с тобою, что высохла влага На заброшенных веслах в амбарчике нашем, и вот Весь июнь под лодчонкой ночует какой-то бродяга, Режет снасть рыболовной артели и песни поет.

Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Пора мне Вспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора. Не осталось от замка Тамары камня на камне, Не хватило у осени листьев и золотого пера.

Мы когда-то мечтали с тобой завоевывать страны, Ставить в лунной пустыне кордоны и разрушать города; Через желтые зори, через пески Казахстана В свежем ветре экспресса по рельсам ты мчалась сюда. И как ни был бы город старинный придирчив и косен, — Мы законы Республики здесь утвердим и поставим на том, Чтоб с фабричными песнями этими сладилась осень, Мы ее и в огонь, и в железо, и в камень возьмем.

Но в строительном гуле без памяти, без перемены Буду слушать дыханье твое, и, как вечность назад, Опрокинется небо над нами, и рядом мгновенно Я услышу твой смех, и твои каблучки простучат.

1932