Белла Ахмадулина В том времени, где и злодей...

_Памяти Осипа Мандельштама

В том времени, где и злодей — лишь заурядный житель улиц, как грозно хрупок иудей, в ком Русь и музыка очнулись.

Вступленье: ломкий силуэт, повинный в грациозном форсе. Начало века. Младость лет. Сырое лето в Гельсингфорсе.

Та — Бог иль барышня? Мольба — чрез сотни вёрст любви нечеткой. Любуется! И гений лба застенчиво завешен чёлкой.

Но век желает пировать! Измученный, он ждет предлога — и Петербургу Петроград оставит лишь предсмертье Блока.

Знал и сказал, что будет знак и век падет ему на плечи. Что может он? Он нищ и наг пред чудом им свершенной речи.

Гортань, затеявшая речь неслыханную,- так открыта. Довольно, чтоб ее пресечь, и меньшего усердья быта.

Ему — особенный почёт, двоякое злорадство неба: певец, снабженный кляпом в рот, и лакомка, лишенный хлеба.

Из мемуаров: «Мандельштам любил пирожные». Я рада узнать об этом. Но дышать — не хочется, да и не надо.

Так значит, пребывать творцом, за спину заломившим руки, и безымянным мертвецом всё ж недостаточно для муки?

И в смерти надо знать беду той, не утихшей ни однажды, беспечной, выжившей в аду, неутолимой детской жажды?

В моём кошмаре, в том раю, где жив он, где его я прячу, он сыт! А я его кормлю огромной сладостью. И плачу.

См. Блок.

1967