Иннокентий Анненский Гораций

(ОД. II, 8)

Когда б измена красу губила, Моя Барина, когда бы трогать То зубы тушью она любила, То гладкий ноготь,

Тебе б я верил, но ты божбою Коварной, дева, неуязвима, Лишь ярче блещешь, и за тобою Хвостом пол-Рима.

Недаром клятвой ты поносила Родимой пепел, и хор безгласный Светил, и вышних, над кем невластна Аида сила…

Расцвел улыбкой Киприды пламень И нимф наивность, и уж не хмуро Глядит на алый точильный камень Лицо Амура.

Тебе, Барина, рабов мы р_о_стим, Но не редеет и старых стая, Себя лишь тешат, пред новым гостем Мораль читая.

То мать за сына, то дед за траты Клянут Барину, а девам сна нет, Что их утеху на ароматы Барины манит…

(ОД. III, 7)

Астер_и_я плачет даром: Чуть немножко потеплеет — Из Вифинии с товаром Гига море прилелеет…

Амалфеи жертва бурной, В Орик Нотом уловленный, Ночи он проводит дурно, И озябший и влюбленный.

Пламя страсти — пламя злое, А хозяйский раб испытан: Как горит по гостю Хлоя, Искушая, все твердит он.

Мол, коварных мало ль жен-то Вроде той, что без запрета Погубить Беллерофонта Научила мужа Прета,

Той ли, чьи презревши ласки, Был Пелей на шаг от смерти. Верьте сказкам иль не верьте, — Все ж на грех наводят сказки…

Но не Гига… Гиг крепится: Скал Икара он тупее… Лишь тебе бы не влюбиться По соседству, в Энипея, —

Кто коня на луговине Так уздою покоряет? В желтом Тибре кто картинней И смелей его ныряет?

Но от плачущей свирели Все ж замкнись, как ночь настанет. Только б очи не смотрели, Побранит, да не достанет…

(ОД. III, 26)

Давно ль бойца страшились жены И славил девы нежный стон?. И вот уж он, мой заслуженный, С любовной снастью барбитон.

О левый бок Рожденной в пене Сложите, отроки, скорей И факел мой, разивший тени, И лом, и лук — грозу дверей!

Но ты, о радость Кипра, ты, В бесснежном славима Мемфисе, Хоть раз стрекалом с высоты До Хлои дерзостной коснися.