Иннокентий Анненский Тристан Корбьер. Два Парижа

1 НОЧЬЮ

Ты — море плоское в тот час, когда отбой Валы гудящие угнал перед собой, А уху чудится прибоя ропот слабый, И тихо черные заворошились крабы.

Ты — Стикс, но высохший, откуда, кончив лов, Уносит Диоген фонарь, на крюк надетый, И где для удочек «проклятые» поэты Живых червей берут из собственных голов.

Ты — щетка жнивника, где в грязных нитях рони Прилежно роется зловонный рой вороний, И от карманников, почуявших барыш, Дрожа, спасается облезлый житель крыш.

Ты — смерть. Полиция храпит, а вор устало Рук жирно розовых в засос целует сало. И кольца красные от губ на них видны В тот час единственный, когда ползут и сны.

Ты — жизнь, с ее волной певучей и живою Над лакированной тритоньей головою, А сам зеленый бог в мертвецкой и застыл, Глаза стеклянные он широко раскрыл.

2 ДНЕМ

Гляди, на небесах, в котле из красной меди Неисчислимые для нас варятся снеди. Хоть из остаточков состряпано, зато Любовью сдобрено и потом полито!

Пред жаркой кухнею толкутся побирашки, Свежинка с запашком заманчиво бурлит, И жадно пьяницы за водкой тянут чашки, И холод нищего оттертого долит.

Не думаешь ли, брат, что, растопив червонцы, Журчаще — жаркий жир {*} для всех готовит солнце? Собачьей мы и той похлебки подождем.

Не всем под солнцем быть, кому и под дождем. С огня давно горшок наш черный в угол сдвинут, И желчью мы живем, пока нас в яму кинут.

{* Le gras grouillon grouillant.}