Эдуард Асадов Бурундучок

Блеск любопытства в глазишках черных, Стойка, пробежка, тугой прыжок. Мчится к вершине ствола задорно Веселый и шустрый бурундучок.

Бегает так он не для потехи — Трудяга за совесть, а не за страх. В защечных мешочках, как в двух рюкзачках, Он носит и носит к зиме орехи.

А дом под корнями — сплошное чудо! Это и спальня, и сундучок. Орехов нередко порой до пуда Хранит в нем дотошный бурундучок.

Но жадность сжигает людей иных Раньше, чем им довелось родиться. И люди порою «друзей меньших» Не бьют, а «гуманно» лишь грабят их, Грабеж — это все-таки не убийство!

И, если матерому браконьеру Встретится норка бурундучка, Разбой совершится наверняка Самою подлою, злою мерой!

И разве легко рассказать о том, Каким на закате сидит убитым «Хозяин», что видит вконец разрытым И в прах разоренным родимый дом.

Охотники старые говорят (А старым охотникам как не верить!), Что слезы блестят на мордашке зверя, И это не столько от злой потери,

Сколько обида туманит взгляд. Влезет на ветку бурундучок, Теперь его больше ничто не ранит, Ни есть и ни пить он уже не станет, Лишь стихнет, сгорбясь, как старичок.

Тоска — будто льдинка: не жжет, не гложет, Охотники старые говорят, Что так на сучке просидеть он может Порой до пятнадцати дней подряд.

От слабости шею не удержать, Стук сердца едва ощутим и редок… Он голову тихо в скрещенье веток Устроит и веки смежит опять…

Мордашка забавная, полосатая Лежит на развилке без всяких сил… А жизнь в двух шагах с чебрецом и мятою, Да в горе порою никто не мил…

А ветер предгрозья, тугой, колючий, Вдруг резко ударит, тряхнет сучок, И закачается бурундучок, Повиснув навек меж землей и тучей…

Случалось, сова или хорь встревожит, Он храбро умел себя защитить. А подлость вот черную пережить Не каждое сердце, как видно, может…