Наталья Астафьева Кавказ

Повис в горах заснеженный ручей, поток камней остановился в беге, и спутник мой устало о ночлеге уже твердил, стучась ладонью в дверь. Вставала жизнь, как горная страна, и полз валун по глине через тучи, и обрывались альпинисты с кручи, и осыпались в землю семена. Как звезды, раскрывали лепестки цветы колючие и просто голубые. А на вершинах гор снега слепые преобразило время в ледники. Прошла война, — так думал человек: гора лежала, как разбитый череп. Внизу, на дне Черекского ущелья, сорвавшись с неба, пенился Черек. Но к сердцу мне припал Донгуз-Орун, большой хребет, сияющий на солнце, и озеро продолговатым глазом из ледника глядело на меня. Мы шли туда, где вечные снега, где солнечные скалы и поляны, где пьют туристы пузырьки нарзана, пружиня на локтях у родника. Где пастухи едят овечий сыр и смотрят из-под шляп широкополых, и облака висят на скалах голых, и горы ограничивают мир. И человек, затерянный во льду, где вмерзла кость медвежьего оскала, глядит в небесный глаз, зажатый в скалах, небесным глазом, вспыхнувшим во лбу!

1985