Константин Бальмонт Осужденные

Он каждый день приходит к нам в тюрьму, В тот час, когда, достигнув до зенита, Ликует Солнце, предвкушая тьму. В его глазах вопросов столько слито, Что, в них взглянув, невольно мы дрожим, И помним то, что было позабыто. Он смотрит как печальный серафим, Он говорит бескровными устами, И мы как осужденные пред ним. Он говорит: «Вы были в стройном храме, Там сонмы ликов пели в светлой мгле, И в окнах Солнце искрилось над вами. Вы были как в спокойном корабле, Который тихо плыл к стране родимой, Зачем же изменили вы земле? Разрушив храм, в тоске неукротимой, Меняя направленье корабля, Вы плыли, плыли к точке еле зримой, — Как буравом равнину вод сверля, Но глубь, сверкнув, росла водоворотом, И точка не вставала как земля. Все к новым бедам, поискам, заботам Она вела вас беглым огоньком, И смерть была за каждым поворотом. Ваш ум жестоким был для вас врагом, Он вас завлек в безмерные пустыни, Где всюду только пропасти кругом. Вот почему вы прокляты отныне, Среди высоких плотных этих стен, С душою, полной мрака и гордыни. Века веков продлится этот плен. Припомните, как вы в тюрьму попали, Искатели великих перемен». И мы, как раздробленные скрижали, Свой смысл утратив, бледные, в пыли, Пред ним скорбим, и нет конца печали. Он снова речь ведет, — как бы вдали, Хотя пред нами взор его блестящий, В котором все созвездья свет зажгли. Он говорит: «Вы помните, все чаще Вам скучно становилось между вод, И смутно от дороги предстоящей. Но раз попали вы в водоворот, Вам нужно было все вперед стремиться, И так свершать круги из года в год. О, мука в беспредельности кружиться, Кончать, чтоб вновь к началу приходить, Желать, и никогда не насытиться! Все ж в самой жажде вам была хоть нить, Был хоть намек на сладость обладанья, Любовь была в желании любить. Но в повтореньи гаснут все мечтанья, И как ни жди, но, если тщетно ждешь, Есть роковой предел для ожиданья. Искать светил, и видеть только ложь, Носить в душе роскошный мир созвучий, И знать, что в яви к ним не подойдешь. У вас в душе свинцом нависли тучи, И стал ваш лозунг — Больше Никогда, И даль закрылась пеною летучей. Куда ни глянешь — зыбкая вода, Куда ни ступишь — скрытое теченье, Вот почему вы мертвы навсегда». И вспомнив наши прежние мученья, Мы ждем, чтоб наш казнитель и судья Дал внешнее для них обозначенье. Он говорит: «В пустынях бытия Вы были — ум до времени усталый, Не до конца лукавая змея. И демоны вас бросили на скалы, И ввергли вас в высокую тюрьму, Где только кровь как мак блистает алый, — А все другое слито в полутьму, Где, скукою объяты равнодушной, Вы молитесь убийству одному. Молитесь же!» И наш палач воздушный, Вдруг изменяя свой небесный вид, Встает как Дьявол, бледный и бездушный, — Того, другого между нас разит, Лишь манием руки, лишь острым взглядом, И алый мак цветет, горит, грозит. И мы, на миг живые — с трупом рядом, Дрожим, сознав, что мы осуждены, За то, что бросив Рай с безгрешным садом, Змеиные не полюбили сны.