Владимир Бенедиктов Несколько строк о Крылове

Довольно и беглого взгляда: Воссел — вы узнали без слов — Средь зелени Летнего Сада Отлитый из бронзы Крылов, И, видимо, в думе глубок он, И чтоб то дума была — Подслушать навесился локон На умную складку чела. Разогнута книга; страницу Открыл себе дедушка наш, И ловко на льва и лисицу Намечен его карандаш. У ног баснописца во славе Рассыпан зверей его мир: Квартет в его полном составе, Ворона, добывшая сыр, И львы и болотные твари, Петух над жемчужным зерном, Мартышек лукавые хари, Барашки с пушистым руном. Не вся ль тут живность предстала Металлом себя облила И группами вкруг пьедестала К ногам чародея легла?

Вы помните, люди: меж вами Жил этот мастистый старик, Правдивых уроков словами И жизненным смыслом велик. Как меткий был взгляд его ясен! Какие он вам истины он Развертывал в образах басен, На притчи творцом умудрен! Умел же он истины эти В такие одежды облечь, Что разом смекали и дети, О чем ведет дедушка речь. Представил он матушке-Руси Рассказ про гусиных детей, И слушали глупые гуси — Потомки великих гусей. При басне его о соседе Сосед на соседа кивал, А притчу о Мишке-медведе С улыбкой сам Мишка читал. Приятно и всем безобидно Жил дедушка, правду рубя. Иной… да ведь это же стыдно Узнать в побасенке себя! И кто предъявил бы, что колки Намеки его на волков, Тот сам напросился бы в волки, Признался, что сам он таков. Он создал особое царство, Где умного деда перо Карало и злость и коварство, Венчая святое добро. То царство звериного рода: Все лев иль орел его царь, Какой-нибудь слон воевода, Плутовка-лиса — секретарь; Там жадная щука — исправник, А с парой поддельных ушей Всеобщий знакомец — наставник, И набран совет из мышей. Ведь, кажется, всё небылицы: С котлом так дружится горшок, И сшитый из старой тряпицы В великом почёте мешок; Там есть говорящие реки И в споре с ручьём водопад, И словно как мы — человеки — Там камни, пруды говорят. Кажись баснописец усвоил, Чего в нашем мире и нет; Подумаешь — старец построил Какой фантастический свет, А после, когда оглядишься, Захваченной деда стихом, И в бездну житейского толка Найдёшь в его складных речах: Увидишь двуногого волка с ягнёнком на двух же ногах: Там в перьях павлиньих по моде Воронья распущена спесь, А вот и осёл в огороде: «Здорово, приятель, ты здесь? » Увидишь тех в горьких утехах, А эту в почётной тоске: Беззубою белку в орехах И пляшущих рыб на песке, И взор наблюдателей встретит Там — рыльце в пушку, там — судью, Что дел не касаяся, метит На первое место в раю. Мы все в этих баснях; нам больно Признаться, но в хоть взаймы Крыловскую правду, невольно, Как вол здесь мычу я: «и мы! » Сам грешен я всем возвещаю: Нередко читая стихи, Друзей я котлом угощаю, Демьяновой страшной ухи.

Довольно и беглого взгляда: Воссел — вы узнали без слов — Средь зелени Летнего Сада Отлитый из бронзы Крылов, — И станут мелькать мимоходом Пред ликом певца своего С текущим в аллее народом Ходячие басни его: Пойдут в человеческих лицах Козлы, обезьяны в очках; Подъедут и львы в колесницах На скачущих бурно конях; Примчатся в каретах кукушки, Рогатые звери придут, На памятник деда лягушки, Вздуваясь, лорнет наведут, — И в Клодта живых изваяньях Увидят подобья свои, И в сладостных дам замечаньях Радастся: «mais oui, c»est joli" Порой подойдёт к великану И серый кафтан с бородой И скажет другому кафтану: «Митюха, сынишко ты мой Читает про Мишку, мартышку Давно уж, — понятлив, хоть мал: На память всю вызубрил книжку, Что этот старик написал». О, если б был в силах нагнуться Бессмертный народу в привет! О, если б мог хоть улыбнуться Задумчивый бронзовый дед! Нет, — тою ж всё думою полный Над группой звериных голов Зрим будет недвижный, безмолвный Из бронзы отлитый Крылов.

1859