Семен Бобров Глас возрожденной Ольги к сыну Святославлю

Едва лишь полночь под звездами В глубокой томной тишине, Махнув снотворными крылами, Прешла — и в утренней стране Белеть свет начал сквозь завесы, Я зрю — два жителя славянски С смущенным неким видом там Из хижин тихо выступают. Единый млад и воин был; Другой от многих лет согбен И представляет гражданина. «Не слышишь ли, — младой вещает, — Протяжный тамо томный стон? Не знаешь ли, что значит он? Он простирается оттоле, Где вдруг спираются на тверди Кровавоогненны столпы И где Полярная звезда Дрожит сквозь неку слезну влагу». Старец Я слышу, юноша, шум ветров И вижу там огни живые; Но взор и слух мой слаб. О рок! Мне мнится: дух бесплотный ходит Там над порогами Днепра; Он тихо прорицает жребий… Толики знамения мрака Не носят рок простых людей, Но час вздыхающих князей, Час судорожный полбогов. Да, — смерть касается престола… Юноша Как? — неужель!.. Старец Владыки нет… Да, — нет его, — мне шепчет дух. Едва минувший век пал в бездну И лег с другими в ряд веками, То князь — туда ж за ним вослед. Едва лишь возгремел над нами В горящей юности сей век, — Век, скрыпнув медным колесом, Погнался в мрак грядущей дали, А пламенны миры по тверди В гармоньи новой двиглись плавно; Князь, — томный князь взглянул на них,-- Вздохнул, — вздохнул в последний раз. Юноша О рок всемощный! — пред тобою И вечные громады гор, И одночасные пылинки С одной внезапностию гибнут. Уж нет того, пред кем колеблясь Судьба племен висела в страхе; Кто, новые уроки Марса Внимая, шел сквозь огнь и бездны; Кому ни шумный Буг, ни бурный Истр, Ни пропасти — жилища теней, Ни омрачны Фракийски горы, Ни даже Тибр, ни Эридан В стремлении не воспящали; Кто, будучи среди бессмертья, Вдруг смертной хенью был покрыт; Разрушив легионы греков, Погиб — от кова печенегов. Он, как огнистый метеор, В полудни своего владенья Познал внезапу ранний вечер. Старец Я вижу, нечто там — вдали — мелькает, И слышу глас — как ветра шум, Что сквозь глухую дебрь взывает. Не слышишь ли? — Или не видишь! Отходящая душа Святослава Где я? — Что сделалось со мною? — Но омрак мой минул! — он тяжек. Куда лечу? — А там — кого я вижу? — Там — одаль — в сфере светлых теней, Не тень ли матери? — Да удалюся! Духов согласных поищу! Зрю, как главою покивает И глумным оком зрит она! Прости, брегов днепровских дщерь! Я отхожу; прости навеки! Тень Ольги, (вещающая внуку) Владимир! — Ольги внук, Владимир, Тебе реку: внемли! — В час гневный Мой сын, несчастный твой отец, Оставил ввек сей дол плачевный, Приял и дел и дней конец. Лишь росс со мной навек простился, И зреть меня он в нем не смел, Как и того теперь лишился. Я зрела, как он в твердь летел… Да, зрела я, как печенеги Изобретали страшный ков; Он воздохнул; днепровски бреги Промчали вздох сквозь тьму лесов, Чертеж небесный и священный, Чтобы народ весь возродить, Оставлен на случа? й пременный. Чертеж сей должен ты открыть. Чертеж теперь славянам лестен, В нем целый дух мой помещен, А дух душе твоей известен. Разгни его! — и росс блажен. Ты узришь в нем, что дар сладчайший, Что небо земнородным шлет, Есть царь, любезный, царь кротчайший, Который свой народ брежет. Народ к нему любовь имеет; Народу доверяет тот; Сей в верности к царю твердеет И из любви дает живот; Сей царь далече вздохи внемлет; Он пагубы гнездо сечет. Змеится ль крамола? — не дремлет; Вражда ли близ? — далече вред. Как прах, вражду он рассыпает; Он вне Отечества оплот, Внутри судья, — и созидает Благим и мудрым свой народ; Как промысл миром управляет По мере сродных миру прав, Так царством он повелевает, Как царственный велит устав. Любимец неба! — ты не боле Воззришь на блещущий свой сан, Как на залог, что к лучшей доле Тебе в народе свыше дан. Тебя порфира украшает; Чело твое венец златый С величеством приосеняет; Жезл силы в длани носишь ты; Но в сем убранстве, в сей одежде Ты будешь столько лишь блистать, Сколь служит то к прямой надежде, Чтоб в царстве счастье соблюдать. Питомец мой багрянородный! Ты должен мудрость насаждать Среди пелен в умы народны, Чтоб с сердцем души воспитать. В бичах вселенной дерзких, злостных, О коих гром один твердит, Век каждый щедр и плодовит; Но чтоб найти в порфироносных Того, кто бы умел хранить Владенье в тишине блаженной, То надлежит переходить Всю древню летопись вселенной И происшествий мира нить. Ни стен гранитная твердыня, Ни ополчений страшный вид, Ни лесть, ни ложная святыня Страшилища не защитит; Судьба проникнет сквозь граниты; Личина спадша обнажит. Кто он? Волк, кровью лишь омытый, Любовь, одна любовь — твой щит. Ты князь — пусть все отверзутся укрепы! Пусть ржавые врата скрыпят! Пусть с костью свыкшиесь заклепы, С сухих спадая ног, звучат! Пусть ангела земной ад внемлет, Где свет едва бывал знаком! Пусть свежий луч его объемлет Изгибы темны в аде том! Тогда полки смертей погибнут По вымышленным там гробам; Висящи косы все поникнут; Дух жизни паки взвеет там. Се вид! — отец сынов сретает, Сестра внимает братний глас, Супруга мужа прижимает, — Слезится радость их из глаз. От сих родятся верны внуки, Друзья престолам и сердцам: Пожарский, Минин, Долгорукий, Румянцев и Суворов сам. Но лавры рано ль, поздно ль злачны, Сколь слава к жатве ни зовет, Вменятся в кипарисы злачны В той длани, что их в поле жнет. Так ты твори! и будь спаситель, Отец и друг своих племен! Отец твой не был просветитель, Он витязь, — к рыцарству рожден. Я водрузила божье знамя В холмах Аланских с чертежом; В Иулиане гибло пламя… Ты возроди. — Прости затем! Юноша Так, — слышу я, — ужасный боже? Какие словеса с небес! — Се мудрость вечности самой! — Се глас — глас Ольги возрожденной! Старец Нет теней сих, — всё тихо; Пойдем! — мы лучшей ждем судьбины.

1803