Ольга Ермолаева Микадо, со львом дареным в мерцающем сне паря...

Микадо, со львом дареным в мерцающем сне паря, напомню: еще просила о Шилке и об Ононе… Глохнет в тумане колокол буддийского монастыря: сонного сердца ритм — в “Адажио” Альбинони; но чей мне, и чудный и грозный, в мелодии слышится шаг? ах нет, не по мраморной крошке садовой — к сосуду клепсидры: там склянки ночные, и утром приспущенный флаг, и вздох уходящей в морскую пучину — эскадры… Микадо, я с передышками почти целый день реву: одеколон умершего мужа душист, как прежде! Говорю: “Люблю эту ветку метро… Ах да, я на ней живу…”, ночуя у Вас, на рассвете бегу к осуждающе ждущей одежде. Микадо с изысканным вкусом, мне мил корабельный уют: барометр и карта, Ваш глобус-ночник несравненный… Гобои, виолы и флейты барочной музыки поют о фундаментальном, ученый микадо, порядке Вселенной. Мир ловил меня, милый микадо, но щадил: оставлял окно — в нем коричневый бархатный шомпол рогоза ль, с пыльным носом ли дева ампира… Даже если спалить лягушиную шкурку, на рассвете уйду все равно — с трансформаторной медью волос, в ртутной гильзе дождя — по проспекту Мира. Я пугаюсь подарков судьбы — мне их стали так щедро дарить… Я боюсь, что люблю Вас… Всего-то, уж коль разобраться: Вы единственный, с кем по ночам хорошо говорить, хорошо тонким сном засыпать и — о, как хорошо просыпаться!..

2004