Илья Фаликов Высокий берег

Свою чеканили монету, хлеб в метрополию везли, по вечному скучали лету на северном конце земли. Цикорий цвел, изнемогая от блеска бронзовых зеркал, — сияй, Горгиппия родная! И козы блеяли со скал. Над морем сероводородным звенел закатный алый шар, и на ветру международном лес полыхал, шумел базар. Гремели орды лавой конной по раскаленному песку и женщин с грудью обнаженной прихватывали на скаку. О преходящих непогодах высокий берег умолчит, и о шести моих походах молчит кладбищенский гранит. Но говорят аборигены о новых дырках на ремне, и спорит скарабей священный с навозным братом — обо мне. При мне рожает мать-природа, раздвинув лядвии свои. Язык ушедшего народа поет, как в море соловьи. Пчела с цикадным подголоском под Марриконе запоет, и тутошним беленым воском залепит уши мореход. За крепостной стеной домашней сдается комната в любой разрушенной турецкой башне, встающей в дымке голубой. Хвала шести моим походам за то, что я еще могу меж кладбищем и винзаводом жить на высоком берегу.

2000