Павел Катенин Гнездо голубки
Вождь Амру, десница халифа Омара, Вихрем набег на блаженную землю Египта; Новое благо он нес ей: новую веру В Бога единого и в Магомета пророка. Грозно учил победитель упорных гяуров, Правды света не зрящих в Коране довечном. Много их было; путь не тысячьми, тмами Жертв устилал правоверный вождь аравийский. Грады и веси пылали; по долгой осаде Пала одна из столиц: поход на другую. Скрылся Нил под судами с припасом воинским; Строи конных и пеших, шатры уже с поля Сняв, сложили на мсков; остался единый, Пышный: как храм снаружи, снутри же как небо. Сто невольников черных безмолвно, недвижно Ждут, чтобы вышел и знак им подал владыка; Вмиг, муравьи рабочие, снимут и с ношей Вслед побегут, от коня не отстанут, чтоб вмиг же, Где пожелает почить, раскинуть от зноя. Вот уже солнце взошло, и, кончив молитву, Вышел Амру со своим ичогланом любимым; Ласково отдал эмирам привет и промолвил:
«Чада пророка, веры правой светила! Если б глас я имел, как петел бессмертный, Звонким пением слышный до неба седьмаго, Собрал бы рать и всем сказал мусульманам, Что чрез избранных вас и другим возвещаю. Путь наш отселе к морю, на град нечестивый. Древле его построил Скандер великий, Греческий царь; потом овладели квириты. Купля богатая в нем и злату нет счета; Книг же богопротивных столько, что дважды Сами неверные жгли их: огня недостало. Там, как в аде, гнездились все ложные веры: Служба египтян скотам, и солнцу проклятых Персов кровосмесителей, эллин и Рима Блудные басни, сирский смрад и евреи; Грех истребим живописных, как грех изваянных, Груду нелепых письмен сожжем пред Кораном: Сходное с ним бесполезно, несходное вредно; Вечная слава нам внуков избавить заразы. Град же злочестный в пример другим да погибнет; Стены и зданья сгладим с песчаным поморьем, Жителям смерть. Доныне щадил я неверных; Брал в неволю мужей и дев их в гаремы, Малых детей просвещал ученьем Ислама; Но отвергли мой дар слепцы Скандерона: Казнь им, и женам, и старцам, сосущим младенцам. Так я поклялся, эмиры, и войску велите Также поклясться — Богом, великим пророком. Всё я сказал, идите. А вы, эфиопы, Псы! сбирайте шатер и коней подавайте».
Бросились все к давно желанной работе; Но чуть верхний намет слегка колыхнулся, С самого входа, сквозь кисти шелковых подборов Порхнула с шумом голубка и вдаль не помчалась; Всё над шатром носили сизые крылья Робкую птицу, вьющуюсь быстро кругами.
«Стой! — вскричал повелитель; все руки опали. — Лестницей станьте пред входом один на другаго». Раб ближайший припал, руками над первым Подняли двух, и трёх, и четвёртого. «Будет, — Молвил Амру. — Селим, ичоглан мой прекрасный, Сядь на псов и взгляни: не гнездо ли голубка Там под навесом свила? Увидишь и скажешь».
Отрок с разбега пяти эфиопам на плечи Прыгнул и сел; поник к земле и шатнулся Столп их живой, но трепетных вмиг под собою Справил черных коней смеющийся всадник: Горе им, если б сронили любимца владыки!
«Чудо! — вскричал он, — и гнездо, и пташки живые. Только сегодня пробились малютки из яиц; Голодны, бедные, писком просят подачи: Жаль их, владыко! Как бы гнезда не разрушить?»
«Милый Селим, — ответил Амру, — мне довольно Было бы просьб твоих; ты знаешь, отказа Нет никогда им; но, кроме их, матери птицы Рушить гнезда не хочу: в нем счастья примета. Голуби ж более всех пернатых любезны Нам, человекам: мало, что за море вести Носят друзей гонцы воздушные наши; Ангел Божий сам беседу с пророком Вёл чрез голубку: для верных — птица святая. Грех не дать птенцов ей выкормить к жизни; Жизнь есть Божий дар: в нем люди не властны. Бог им судил под моим родиться наметом: Пусть же в нем возрастут и Бога прославят; Вместе прославим и мы, и здесь, где раскинут Ратный шатер, построим мечеть для молитвы. Слушать, рабы! доколь возвращуся, не двигать С места шатра; блюдите денно и нощно Целость его, а пуще гнездо голубицы. Хищных птиц и гяуров гоните стрелами. Живы чтоб были птенцы и безвредны; иначе Убыль пера с виновных взыщу головою. Едем, Селим!.. Но конь твой из белого чёрный Стал от брызгов: тину рыл он копытом; Конюх, не счистив, тебе и подвел; не боится Рук твоих пес: ты слишком с презренными кроток».
Молвил, поехал; Селим же остался. Повинный Конюх устами прилип к ноге ичоглана, Чаял прощенья; но отрок замыслил другое: Дважды кружил дуговидною саблей дамасской Острой, на ловкий удар намахивал руку; В третий, привстав над седлом и наметив на шею, Срезал с плеч: двенадцатилетняя сила! Тело само упало, голову сбросил Спешно всадник ногой, чтоб нежную обувь Кровь не сквернила; взглянул на труп, улыбнулся, Крикнул коню и помчался вдогоню владыки.
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями: