Василий Комаровский Устало солнце, жегшее спокойно...

Устало солнце, жегшее спокойно Полет стрекоз и зоркие труды. И отсверкал Июль рекою знойной, Роняя недозрелые плоды В зеленый хмель. Завянул дягиль белый. Вливая горечь в сумрак отсырелый, Анисовыя чахли кружева… Повсюду буйная сошла трава, И облака, как клочья серой ваты, Текли гурьбой в огнистые закаты.

А я следил природы поворот: Внезапные и злые перемены, И трепеты осин над рябью вод, И мокрых пней зияющие тлены, И снизу зеленеющие мхи. Сметая горсть осенней шелухи, Рождался ветер в холоде и буре. Дожди шумели вновь. В овечьей шкуре Стоял старик. И влажен был, и вял Бесцветный взгляд. Но я таким не стал.

Я не ушел безлунною, вечерней, Щемящею порой, угрюмый, в сад, Где полон пруд и золота и черни, Где гнезда разоренные висят, И воронья гортанное стенанье. Где обезсилено припоминанье За шумом вод, за убылью мечты. Ноябрьским утром не вернешься ты Над черною и гневною рекою; С печальным ртом и тонкою рукою.

Но в яркий день, когда слепят снега, На глянце этих прутьев рыже-красных Стеклянный лед. И бодрая нога Хрустит поляной белой и безгласной, Блеснул иной, зелено-карий взгляд. Кругом мороз, а я гляжу назад, За розовым ее — мужицким платьем. Она сурово тронет сладострастьем Упорного и черствого скупца. Она играет прелестью лица Веселою своей. И кровь напрасно Перебежит. Безлюдье. Всё опасно.

1913